Мы не могли обойти эту дату стороной. Война принесла в наш город кровь, смерть, страдания, разруху и голод. Великая Отечественная все дальше от нас и человеческой памяти с каждым поколением свойственно все больше забывать прошлое. Но забыть то, что произошло 80 лет назад с нашим городом никак нельзя.
За основу статьи мы взяли воспоминания Павла Максимовича Храмченко, опубликованные в книге Р.И. Перекрестова “Клинцовский летописец”. В качестве дополнений и иллюстраций мы использовали как общедоступные в сети материалы, так и найденные нами редкие, архивные фотографии и документы.
Из воспоминаний П.М. Храмченко
Оккупанты пришли в Клинцы 20 августа 1941 года со стороны Вьюнки. Сначала по городу промчались мотоциклисты-разведчики. Среди них было несколько человек – бывших жителей города.
Заняв город, оккупанты, прежде всего, потребовали через газету и настенные объявления, чтобы население сдало радиоприемники, печатные машинки и оружие. Среди первых приказов было требование ко всем работоспособным жителям выйти на свои рабочие места, на фабрики и в учреждения, а остальным гражданам в возрасте от 16 до 60 лет зарегистрироваться на бирже труда. Через несколько месяцев биржа брала на учет молодежь уже с 14 лет.
Биржа находилась по улице Парижской Коммуны, в большом деревянном здании, в котором прежде жила семья фабриканта Гусева. Здание сохранилось до сих пор. Оно находится рядом с банком, напротив дома РЖСКТ. В нем, сколько помню, был детский сад. Работниками биржи были жители города.
Уже через неделю-другую в городе работали все фабрики. Рабочий день на фабриках начинался в 6 часов утра. Для этого было изменено время комендантского часа. На фабричных складах остались не уничтоженными большие запасы сырья. Во дворах фабрик стояли скирды шерсти, метров по 20 длиной, укрытые брезентом. Работа в ткацких цехах велась в две смены. Когда запасы шерсти сократились, начались поставки из Германии.
Сестры Разумеевы, Татьяна Васильевна и Тамара Васильевна, рассказывали, что работали на Троицкой фабрике с первых дней оккупации. Хозяин фабрики – немец, директор – русский. Порядок был строгий. Работали по 12 часов, с перерывом на обед – 15 минут. За это время успевали дойти из цеха до столовой и поесть. Еда, первое и второе, уже было разложено по тарелкам и стояло на столе. Для каждого цеха перерыв был сдвинут на 15 минут. Охранники на проходной следили, чтобы с фабрики ничего не выносили. Но о проверках с обыском заранее становилось известно от тех же охранников, поэтому все обходилось благополучно.
Стодольская фабрика работала в две смены. Все рабочие были обеспечены пропусками на время комендантского часа. На фабрике работало много рабочих из воинов окруженцев. Они жили на квартирах, но состояли на особом учете как военнопленные.
Оккупанты обустраивались надолго. Были открыты школы, кинотеатры, местный театр, танцплощадки в парке, в клубах, радиостудия, местная газета под названием “Новый путь”, затем “Клинцовская газета”. Верующим было разрешено восстанавливать церкви и открыто проводить богослужение. Многим улицам вернули их старинные названия. Были открыты курсы немецкого языка. Е. Котова открыла курсы кройки и шитья, где работали учителя Дорофеев, Прянишников, Н.П. Щедрина, Бабич. Жителям города, рабочим фабрик было разрешено вернуть землю в пригороде, отнятую у них в годы раскулачивания, рабочим выдавали хлебный паек – 200 граммов. Инвалидам первой и второй групп через больничную кассу выдавали паек 300 г хлеба. Пропагандисты от оккупационных властей подчеркивали, что паек для работающих на 25 граммов больше, а для инвалидов – на 150 граммов больше, чем был при Сталине. Но от этого жизнь не становилась ни сытней, ни спокойней. А после первого поражения под Москвой, уже в феврале 1942 года, заигрывать с населением оккупанты перестали, пайки иждивенцам и инвалидам отменили. В большом недостатке были все продукты первой необходимости: соль, сахар, хлеб, мясо, масло. Цены на рынке были такими высокими, что за стакан соли рабочему нужно было отдать всю месячную зарплату.
Оккупанты заняли все крупные общественные здания. В Доме Советов, в крыле, выходящем на Большую улицу, был спецотдел, а в крыле здания по ул. Писаревка (проспект Ленина) – госпиталь. Над парадным крыльцом Дома Советов укрепили громадный портрет Гитлера, а внизу перед ступенями продолжал стоять, поставленный в 1936, или 1937 году, памятник Сталину, но весь разбитый. На балконе под портретом Гитлера духовой оркестр играл произведения Вагнера, чередуя их бравурными маршами.
К весне 1942 года во многих крупных зданиях оккупанты разместили тыловые госпитали. Медицинскую помощь гражданскому населению, в случае острого хирургического заболевания, оказывали немецкие врачи. А от других болезней население выздоравливало одними молитвами. Под госпитали были приспособлены помещения Первой средней школы, Ремесленного училища, Пенькового техникума, Стодольской школы. Клинцы стал глубокой тыловой базой фронта. В госпиталях находились раненые с длительными сроками лечения.
В здании общежития техникума, на углу улицы Писаревка (проспект Ленина) и улицы Петропавловской (ул. Кюстендильская), разместилось гестапо. В здании Ремесленного училища, по ул. Писаревке (пр. Ленина), в 1942 году было общежитие офицерского состава, затем – госпиталь. В жилом здании, построенном до войны для военнослужащих по улице Ковалевка (ул. Карла Маркса), была орскомендатура, а в здании на углу улиц Большой и Ковалевка (ул. Карла Маркса), в котором до войны был Дом народного творчества, пытали людей. Немецкие части стояли в помещении Текстильного техникума. На Красной улице был “бордель”. Местный полицейский участок находился в здании милиции по Большой улице. Из домов текстильщиков, что по ул. Писаревка (пр. Ленина) и Кронштадская, а также из Дома Рабочих, что напротив бывшей Женской гимназии, и домов РЖСКТ жителей не выселяли. Дома эти были заселены менее чем на половину, и туда периодически подселялись небольшие группы оккупантов. Когда в Клинцах был наплыв войск, оккупанты квартировали в частных домах жителей. Среди оккупантов попадались разные люди. Были и такие, кто подкармливал хозяев дома, а, уходя на фронт, оставлял немного соли, консервы. Были и такие, кто издевался над людьми.
Во дворе позади городской бани на Филатьевом переулке (ул. Льва Толстого) одно время находились ремонтные мастерские, где немцы ремонтировали танки.
В городе с первых дней оккупации работал театр, ставились постановки русских классиков: Островского, Гоголя. Шла также постановка “Потонувший колокол”. Летом 1942 года в Клинцах гастролировала труппа Белорусского театра. В Летнем театре Городского Сада они сыграли пьесу “Каин и Авель”. Примечательно, что в 1942 оккупанты разрешили жителям города выразить свои патриотические чувства по отношению к великому поэту А.С. Пушкину, и в Городском Саду им. Воровского был установлен бюст поэта, который стоит там и поныне.
Городская управа во главе с бургомистром и все подотделы размещены были в здании Женской гимназии. Жилотдел открыл мелкие мастерские: столярные, жестяные для обеспечения текущего ремонта зданий и квартир. В здании Женской гимназии находился Бургомистр города Г. Грецки. Престарелый бургомистр вскоре умер и был погребен возле южной стены Петропавловской церкви. После Грецки бургомистром стал П.К. Рево. Некоторые говорили, что Г. Грецки, человек преклонного возраста, стал бургомистром, чтобы это место не занял человек жестокий и властолюбивый. О бургомистре П. Рево говорили, что он пытался смягчить репрессии оккупантов к жителям города. Не могу сказать того, чего не знаю, но свидетельствую, что городские полицейские в своих участках часто предупреждали жителей о готовящейся облаве на молодежь. Кто-то из полицейских был связан с партизанами. Кто-то пошел служить искренне, кого-то заставили.
В первые месяцы оккупанты зверствовали в отношении семей советских и партийных работников. Этих людей искали и расстреливали. Сколько было расстреляно в первые недели оккупации, неизвестно. Затем взялись за цыган и за евреев. Цыган в городе было мало, их переловили в один день. А ассирийцев, поселившихся в Клинцах в 1930-е годы, не трогали.
Сначала потребовали, чтобы евреи нашили на одежде желтые лоскуты в форме шестиконечной звезды. А через некоторое время стали выселять евреев из города на Банный поселок. С нашей Михайловской улицы забрали семью Корженевич. Николай Иосифович Курочкин рассказывал, что в те осенние дни 1941 года он стоял в очереди за хлебом в магазин у проходной Троицкой фабрики. Со стороны Пушкинской улицы к очереди приблизились шесть оккупантов в эсэсовской форме, с собаками. Они пристально осмотрели всех, кто стоял в очереди. Взгляд одного из них остановился на Коле. “Юде?” – прозвучал вопрос. Не ожидая ответа, Колю выдернули из очереди и отвели в полицейский участок на Большой улице. На его счастье соседи с улицы собрали деньги и выкупили мальчишку у полицейских.
Банный поселок расположен сразу же за железнодорожным переездом по дороге из Клинцов на Ардонь. В те годы в Банном поселке было всего около двадцати изб. Жителей поселка предварительно переместили в город в освободившиеся еврейские дома. Евреев расселили по избам, человек по 10 – 15. Никакой колючей проволокой поселок не обносили. Никто из лагеря не убегал. Первые пять-шесть недель мужчин возили в город на работу на открытой грузовой машине. В начале декабря по городу пополз слух, что евреев расстреляли. Стало жутко и горько.
Николай Курочкин рассказывал, что поздней осенью в воскресенье, рано утром, со стороны Почетухи стал доноситься звук от автоматных выстрелов. Мальчишки с Богунской улицы побежали смотреть. Это были друзья: Коля Курочкин, Павлик Панкратов, Алик Шляков. Когда они подошли к опушке леса за Почетухой, то увидали оцепление из полицейских и оккупантов с собаками. Расстрел уже был закончен. Возле братской могилы суетились люди с лопатами.
Спаслись десятки еврейских детей, которых приютили русские семьи. В 1960 году при проведении земляных работ, возле воинской части, это по дороге на деревню Дурни, были обнаружены останки расстрелянных цыган и евреев. На месте братской могилы был поставлен памятник.
С первых дней оккупации в городе появилось много военнослужащих-окруженцев. Фронт был прорван столь стремительно, что вывести войска не удалось. Голодные солдаты бродили по лесам, их отлавливали, кто-то сдавался добровольно. В окрестностях города, а возможно и дальше от Клинцов, немцы разбрасывали листовки. Помню одну из них. Это был небольшой листок розовой плотной бумаги. С одно стороны был нарисован Сталин, который доит корову – русскую деревню, и написано: “Сталин – лучшая доярка, от него в колхозе жарко”. А на другой стороне призыв: “солдаты, сдавайтесь … это ваш пропуск…”.
Заняв город, оккупанты сразу начали прочесывать леса и вылавливать окруженцев. Первых пойманных окруженцев разместили в подвале дома РЖСКТ, позади здания гимназии. Жителям города и деревень разрешалось приносить передачи пленным. Оккупанты первое время отпускали пленных русских солдат домой, если находились родственники. Пленные быстро смекнули, что к чему, и стали бросать женщинам записки со своими именами. Неожиданно воины туркмены, грузины и прочих национальностей нашли “родственников” в Клинцах. Провожая “счастливчика” на свободу, охранник каждого из них благословлял хорошим пинком под зад. Все, кто освободился таким образом, выжили, встретили освобождение и ушли воевать.
Но число окруженцев быстро росло. Уже в первые дни оккупации недалеко от нашего дома, на стыке улиц Красноборская и Гоголя, позади 5-й средней школы, был организован лагерь для военнопленных-окруженцев. Здесь, по улице Гоголя, в здании бывшего Воинского присутствия, до войны было здание военкомата. Двор военкомата и незастроенную часть площади Свободы оккупанты обнесли колючей проволокой, сколотили бараки для заключенных. Временно был открыт второй лагерь по улице Декабристов, возле мебельной фабрики. В обоих лагерях собрали до двух тысяч солдат-окруженцев. В школе, на площади Свободы, открыли госпиталь для военнопленных. Местному населению первое время было разрешено забирать из лагеря своих родственников, и это разрешение помогло десяткам солдат получить свободу. Некоторое количество военнопленных по запросу руководства фабрик было принято на работу в качестве разнорабочих. Эти окруженцы были расконвоированы, жили в городе, но как “военнопленные” должны были состоять на учете в комендатуре. В январе 1941 года большую партию окруженцев забрали из Клинцов. Они прошли колонной, человек пятьсот, по Большой улице в направлении железнодорожной станции. Воины шли полураздетые, исхудавшие, замерзшие. Надо сказать, что солдаты оккупационного гарнизона в начале зимы 1941 года выглядели не лучшим образом. У них не было зимнего обмундирования. На солдатах можно было увидеть русские шапки-ушанки, женские платки, пальто с каракулевым воротником, взятое у богатого еврея.
Судьба воинов, оставшихся за колючей проволокой была невыносимой. Заключенных посылали на тяжелые земляные работы, на лесоповал, на погрузку и разгрузку вагонов, кормили плохо, они замерзали, болели тифом, кровавым поносом и умирали. Часть военнопленных умирала в “госпитале”. Мы, жители Михайловской улицы, были очевидцами, как летом возами, а зимой санями вывозили из лагеря трупы людей. Имена этих русских солдат и могилы их неизвестны. К весне 1942 года число заключенных резко сократилось. Осенью 1942 года группа заключенных организовала побег. Военнопленных повели копать картофель на Николаевском поле, под Чемерну, в сопровождении одного охранника. Видимо оккупанты были уверены в истощенности заключенных и их безобидности. Уснувшего охранника военнопленные убили доской и бежали. После этого случая отношение к заключенным стало более строгим. Но вскоре лагерь полностью ликвидировали. Судьба оставшихся в живых людей не известна.
Весной 1942 года, в мае месяце, оккупационные власти устроили пышные похороны полицейского. Это был грузин. Его как православного отпевали в храме и похоронили на Почетухе, а над могилой водрузили высокий деревянный крест. В тот же день торжественно похоронили двух немецких солдат возле западного торца здания Первой средней школы. Людей согнали на похороны. Был дан салют. Стреляли деревянными пулями, которые потом детвора подбирала на улице. Тогда же по городу прошел слух, что под Оболешево был бой с партизанами. В результате боя большинство партизан было уничтожено, погибли двое оккупантов и один полицейский. Летом 1942 года партизаны подожгли склад нефтепродуктов возле железнодорожной станции. Пожар был такой силы, что в городе слышно было, как взрываются емкости с горючим. Очевидцы рассказывали, что бочки с бензином взрывной волной подбрасывало выше сосен, и они взрывались как фейерверк.
Уже с середины 1942 года мы стали ощущать, что на Большой земле о нас не забывают. Летом 1942 года наши самолеты бомбили узловую станцию Унечу. Пожар, охвативший состав с нефтепродуктами, был виден в Клинцах в виде зарева над горизонтом. В.Л. Майстров рассказывал, что наблюдал пожар с крыши Дома рабочих. 6 ноября 1942 года над городом появились два советских самолета, из которых посыпалось множество листовок с предупреждением, чтобы 7 ноября жители центра города покинули свои дома. С утра сотни семей бежали из своих домов, опасаясь бомбардировки. Но налета авиации не последовало.
С весны 1942 года в близлежащие деревни стали проникать группы партизан и уничтожать полицаев и немецких солдат. В ответ на диверсии партизан начались репрессии мирного населения. В одних деревнях немцы вешали каждого десятого, в других – брали в заложники женщин и детей. Но расстрелы заложников не останавливали партизан и нападения на немецких солдат и офицеров-тыловиков продолжались. Клинцовская тюрьма была переполнена крестьянами-заложниками и подозреваемыми в связях с партизанами. Каждое утро у проходной в тюрьму, по Петропавловской улице, выстраивалась очередь из жителей города, которые приносили в махотках суп и кашу для заключенных. Мы тоже по очереди носили передачи маминым родственникам из деревни Кневичи. Диверсии против оккупантов вызвали репрессии, а репрессии в свою очередь озлобили и расшевелили крестьян и подтолкнули их к активному участию в партизанском движении.
В оккупированном городе стояли части, сформированные из итальянцев, венгров, финнов. К 1943 году появились на некоторое время и скоро ушли из города формирования из армян, из азербайджанцев, из украинцев.
В.Л. Майстров, живший в Доме рабочих, вспоминал, что итальянцы появились в городе в начале 1942 года. Они пришли в Клинцы, хорошо обмундированные с навьюченными ишаками в поводу. Зрелище для клинчан необычное. Первую партию итальянцев поселили в здании школы им. Герцена, на непродолжительное время. Перед входом в здание установили деревянную подставку, на которой стоял часовой. Когда мимо проходил офицер, часовой выбрасывал вверх руку и одновременно ударял подошвой сапога по подставке, при этом на всю улицу разносился гулкий звук. Через несколько месяцев прибыла другая команда итальянцев. Они приехали на машинах и разместились в здании бывшей школы по улице Пушкинской. Это второе от угла Большой улицы здание. Машины с радиолокационными установками поставили во дворе, а кухню устроили рядом с водоразборной колонкой на улице. Ежедневно повар готовил спагетти с сыром, а остатки пищи раздавал детворе из Дома Рабочих. Это подразделение итальянцев тоже вскоре переместилось в другое место.
Итальянцы находились в городе до 1943 года. Из центра города их выселили на окраину города и поместили в постройках бывшей артели “Лозхимдрев”, на углу улиц Первомайская и Декабристов. В этой артели до войны вязали из лозы плетеную мебель. Отношение немецкого командования к итальянцам было самое неуважительное. Немцы знали об антивоенном настроении среди итальянцев и не доверяли им серьезной работы. Их ставили только на охрану гражданских объектов, держали впроголодь, износившуюся одежду и обувь не обновляли. Сначала итальянцы занялись обменом: меняли папиросы и конфеты на хлеб. “Черный рынок” работал с 18 часов возле здания Первой школы. Там шла бойкая меновая торговля. Жители города приносили куриные яйца, какие-то вещи и выменивали на хлеб, на сахарин. Летом 1942 года итальянцы стали менять на продукты свое зимнее белье из тонкой шерсти. Затем стали наниматься на работу к жителям города: копали картофель, носили навоз, кололи дрова, поливали огород. Большинство итальянских солдат были крестьянскими парнями, оторванными войной от земли. Часто можно было наблюдать такую картину: зайдешь к соседу на усадьбу – у калитки стоит винтовка, прислоненная к забору, а в глубине сада итальянец работает лопатой. На скрип открывшейся калитки итальянец бросит взгляд, улыбнется и приветливо махнет рукой. Итальянцы открыто говорили, что война им ненавистна. Между итальянцами и местным населением сложились самые дружественные отношения. Многие итальянцы пытались ухаживать за русскими девушками. Говорили: “Кончится война, поедем со мной в Рим”. В 1943 году перед освобождением города всех итальянцев погрузили в теплушки без окон и отправили на запад. Но уже за Синьковкой эшелон был пущен под откос. Говорили, что это не партизаны, а сами немцы взорвали эшелон.
Очень доставалось клинчанам от венгерских солдат. Мадьяры жили на углу улиц Евлановка (ул. Свердлова) и Пушкинская, в складских помещениях, некогда принадлежавших фабрике Лаврентия Иванова. Это напротив Красной больницы. Офицеры венгры жили в Доме рабочих завода имени Калинина по Большой улице, на углу с улицей Декабристов. Это был трехэтажный дом, построенный заводом на бывшем Забегаевском еврейском кладбище. Венгры стояли также на Филатовом хуторе. Когда во время комендантского часа кто-то из жителей попадал в руки венгерских патрулей, бывал избит, а кто-то из задержанных – и расстрелян. Венгерских патрулей боялись пуще огня. Когда 20 июня 1943 года был налет нашей авиации, то летчики сразу же подавили зенитную установку на Пожне, которую обслуживали венгерские солдаты. Поэтому бомбометание прошло без потерь для наших летчиков.
Фронт быстро отодвигался на восток, и наступило длительное затишье, без бомбежек. Страшную бомбежку пережили жители города в ночь с 20 на 21 июня 1943 года. Фронт приближался с востока. Числа с 10 июня каждую ночь над городом пролетали наши самолеты, сбрасывали осветительные ракеты, листовки и уходили в сторону Гомеля.
Налет бомбовой авиации 20 июня 1943 года был приурочен ко второй годовщине начала войны и наносился по живой силе оккупантов. Бомбежка началась около 23 часов и продолжалась с перерывами около двух часов. Самолеты заходили на город с юга, со стороны Пожни.
С первого захода бомбовый удар был нацелен на Стодольский Дом комсомола и на Пеньковый техникум, в которых помещались немецкие госпитали. Второй удар пришелся по центру города. Бомбили Дом Советов, Первую среднюю школу, в которых тоже были госпитали. В клинцовских тыловых госпиталях тогда находились сотни раненых немецких солдат и офицеров. Летчики разбомбили два госпиталя: на Стодоле и в здании Пенькового техникума. Остальные госпитали даже не были повреждены. Все бомбы легли мимо, в основном по жилым домам. Здание Дома Советов и здание Первой школы остались целыми. Эти здания были сожжены через три месяца факельщиками. Не пострадали госпитали в помещении Ремесленного училища и в трех больницах города.
Во время второго налета летчики нацеливали удар также по “Зольдатен хайме” – солдатскому клубу, помещавшемуся в 2-х этажном здании детского сада, на углу улиц Пушкинской и Парижской Коммуны, позади усадьбы Николая Чередникова. Здание клуба не пострадало, но погибло много жителей прилежащих домов (здание было сожжено немцами при отступлении
Когда закончилась бомбежка, над городом кружил самолет, из которого через громкоговоритель звучала бодрящая мелодия “Интернационала”, а потом “Широка страна моя родная”.
Наутро, 21 июня 1943 года, центр города Клинцы был покрыт трупами людей, лошадей, неразорвавшимися бомбами, поваленными деревьями и телеграфными столбами. Дымились догоравшие дома. Очевидцы рассказывали, как из окон горящего Пенькового техникума, во время налета авиации, выпрыгивали раненые немцы. Говорили, что уничтожено до сотни оккупантов, не сумевших выбраться из горящих зданий.
Но погибли и мирные жители. Серьезно пострадал центр города. Были сметены дома вокруг Первой средней школы, вокруг Пенькового техникума, а также к югу от Дома Советов. Бомбой срезало квартиры двух подъездов дома РЖСКТ, со стороны торца здания, обращенного к кинотеатру. Там погибли люди. Один подъезд после войны восстановили.
Бомба попала в Дом текстилей, стоявший на углу улиц Пушкинская и Кронштадская, рядом с Пеньковым техникумом. Под этим зданием, в бомбоубежище, прятались жители дома. Выход из бомбоубежища завалило обломками здания, а в подвальный этаж стала поступать вода из разорвавшихся труб. Люди стояли по горло в воде. Немцы оцепили здание и в течение нескольких дней не разрешали никому вести спасательные работы. Когда людские вопли и стоны затихли, из-под обломков здания было извлечено около 60 трупов захлебнувшихся в воде женщин и детей.
Пострадали целые кварталы жилой застройки по улице Пушкинской, возле Первой школы, на улице Лермонтова, на Ореховке за Горсадом, по улице Декабристов в обе стороны от Большой улицы. Был разрушен маслозавод на углу улиц Евлановки (ул. Свердлова) и Островской (ул. Дзержинского). Бомбили кирпичное здание старообрядческой церкви по Клинцовой улице (ул. Дзержинского), в котором еще с довоенных лет был “Второй хлебозавод”. Бывший храм был разрушен.
Всего погибло 164 жителя города. В ближайшие дни имена 84 из них были помещены в местной газете. Но потом опубликование списков погибших от бомбежки прекратили.
Через несколько дней хоронили погибших. В Петропавловской церкви 27 июня был отслужен молебен по невинно убиенным. В эти скорбные дни в городе был создан комитет помощи пострадавшим. Знаю, что в комитет вошли отец Александр Петровский, бывший тогда настоятелем Петропавловской церкви, и Е.М. Котова, которая содержала курсы кройки и шитья в доме по улице Нижняя Бобылка. Людей, потерявших жилье, кормили обедами по небольшой цене, им выдали по 2 кг крупы и по 0,5 кг соли, а также по 200 – 300 рублей. В городе собирали пожертвования в помощь пострадавшим.
Немцы хоронили погибших во время бомбежки раненых солдат в лесу возле стадиона. Число пострадавших от бомбежки оккупантов не сообщалось. После войны мародеры раскапывали немецкие и русские захоронения. По всему лесу валялись кости, черепа, остатки обмундирования и одежды..
В 1942 году немцы стали отбирать в школах детей с чертами арийской расы для отправки в Бобруйск. Многие родители, которых предупредили полицейские, успели забрать детей из школ и отвезти в деревню. Но все равно часть детей попала в эту группу. Многие не вернулись, судьба их неизвестна.
Летом 1942 года стали агитировать молодежь ехать на работу в Германию. Нашлись желающие, и довольно много. Судьба их также неизвестна. Облавы с последующей принудительной отправкой людей на работы в Германию начались летом 1943 года. Свою дорогу от дома до предприятия мне приходилось прокладывать кружным путем, огибая центр города, чтобы не попасть в облаву.
Немцы оставили город Клинцы 20 сентября 1943 года и ушли в сторону деревни Лопотни и села Рожны. В городе были сняты посты, не соблюдался комендантский час. Но люди не выходили на улицу, все еще опасаясь массовых расправ и облав. Те, кто не ушел из города, затаились в своих домах. В городе три дня оставался взвод солдат. С 21 сентября немецкие солдаты-факельщики группами по два-три человека ежедневно выходили “на работу”, методично, дом за домом, поджигали из огнемета заводские и общественные здания. Рассказывают, что когда факельщики подкатили к Дому Рабочих по Большой улице, жители дома упали на колени, прося не сжигать дом. Быстро собрали какие-то остатки драгоценностей, и “выкупили” у факельщиков Дом Рабочих. Никто в городе не оказывал поджигателям сопротивления: у населения не было оружия и не было организации. Ждали с минуты на минуту партизан, о которых уже все были наслышаны. Но партизаны в горящий город не вошли. Видимо, не было приказа. Факельщики “работали” с 21 по 23 сентября. В огне погибли все фабрики и заводы, все школы и больницы.
Пожары выгнали из города тысячи жителей. Те, кто оставался в городе, рассказывали, что в опустевшем городе хозяйничали несколько человек поджигателей-факельщиков, которые, сделав свое черное дело, ушли утром 24 сентября. Я находился в эти дни в городе и свидетельствую, что уже 24 сентября 1943 года в городе не было ни одного оккупанта. Утром 24 сентября по улице Красноборской, мимо наших домов на трех мотоциклах промчались в сторону Лопотней солдаты-факельщики. Как оказалось, всего девять человек сожгли город. Это были последние оккупанты.
Рассказы краеведов, которые поселились в Клинцах после войны, и утверждают, что город был освобожден в результате упорных уличных боев, подавления очагов сопротивления немцев и прочее, вымысел чистой воды. За день до прихода наших войск в городе было полнейшее безвластие. Какой смысл был устраивать очаги сопротивления, когда все каменные здания в городе были сожжены, и еще продолжали гореть. Утром 24 сентября 1943 года люди выбрались из подвалов и бросились к разрушенным и горящим магазинам, складам, выхватывая из огня то, что еще уцелело. Никто не оказывал им сопротивления, нигде не было ни одного полицейского или немца. В складе, возле Петропавловской церкви, хранилась соль. Соль вычерпывали руками, ложками, кастрюлями, и в соляной горе образовалась пещера
К вечеру 24 сентября с востока, со стороны Ардони, била артиллерия. Снаряды летели над городом в сторону деревни Рожны. Оттуда им отвечала немецкая артиллерия. Кратковременная стрельба из автоматического оружия вечером 24 сентября была слышна с юга, из-за железной дорогой.
Ночь пришла, все жители пребывали в томительном ожидании, никто не спал. Задолго до рассвета 25 сентября в город вступили штрафные батальоны. Солдаты-штрафники без единого выстрела, сбившись в кучки, как тени, прошли через город с востока на запад.
Войска входили в город с востока от Стодола и с юга, от железнодорожной станции. А в 11 часов дня в город со стороны Вьюнки вошли партизаны. Обвешанные автоматами и гранатами, они двигались колонной, с развернутыми знаменами. Партизаны с песней прошли в центр к Дому Советов, где состоялась торжественная встреча освободителей с клинчанами. А город продолжал гореть, наполняя улицы едким дымом.
Весь день 25 сентября 1943 года войска стояли на западной окраине города, на площади Свободы, вдоль дороги на Лопотни. В городе негде было разместиться. Бойцы отдыхали. Среди них было много легкораненых. Они меняли старые бинты, приводили в порядок одежду, спали возле своих машин. Поздно вечером войска ушли на запад.
В один из первых дней после освобождения города Клинцы напротив Дома Советов были установлено несколько виселиц. По радио неоднократно в течение дня прозвучали приглашения жителям принять участие в казни предателей Родины. Казнили в 4 часа дня. Бывших полицейских с завязанными назад руками и с табличкой на груди “Собаке – собачья смерть” поставили на открытом кузове машины. Машина отъехала, и казненные задергались в судорогах, подвешенные на веревках. Их вскоре сняли. А вот на углу улиц Советская и Большая долго качался на веревке труп полицейского в разорванной одежде и черных галифе, без сапог. Это был Поддубный. На Стодоле тоже стояла виселица, и там казнили через повешение.
В эти же дни по городу Клинцы ходили “мстители” и чинили самосуд. Так жителя Тепляковщины Чернявского задушили, а тело бросили под забором. Другого жителя Тепляковщины расстреляли в упор у калитки собственного дома. Кто были мстители – неизвестно. Говорили, что кто-то убирает свидетелей собственных преступлений. На третий день, 28 сентября, на улице Богунской, возле военкомата, застрелили артиста Клинцовского театра Игоря Градова. Игорь был известным в Клинцах куплетистом и в годы оккупации пел “разухабистые” частушки. На улице застрелили другого артиста, Удольского. Тогда люди не знали, и об этом стало известно значительно позже, что артисты театра сотрудничали с партизанами, и больше всего помогал партизанам режиссер театра Карманов. Он был из окруженцев, до войны работал директором Центрального Парка Культуры и Отдыха в Москве. Карманов сразу после освобождения города надел офицерские погоны и ушел с нашими войсками на запад. А в 1940-е годы стал директором театра им. Маяковского в Москве. Никто из артистов Клинцовского театра не был репрессирован. Годы оккупации хранят много загадок, ответы на которые можно найти только в спецархивах…
Война продолжалась, до Победы оставалось еще полтора года. Клинцы ждали годы восстановления из руин и медленное, тяжелое возвращение к мирной жизни.
Фото опубликованы как иллюстрация видов города в годы оккупации и не служат для пропаганды идей и символики нацизма. Администрация и авторы историко-исследовательского проекта “Хроноскоп” решительно выступают против нацизма и его реабилитации в любом виде.
© Вячеслав Федоров
Благодарим сотрудников Клинцовского краеведческого музея за помощь в подготовке материала
