В августе 1846 года “Санкт-Петербургские сенатские объявления” под номером 24059 опубликовали следующую новость: “1846 года, июля 18. Совершена купчая, данная уполномоченным от мещанки Марфы Рыжковой, Клинцовским мещанином Иваном Люсиным, Клинцовскому же 2-й гильдии купцу Никифору Сапожкову, на продажу фабрики с имеющимися в ней инструментами и землею под нею, состоящей в посаде Клинцах, ценою за 1 142 рубя 85 копеек серебром. Купчая крепость писана на гербовом листев 3 рубля серебром; при совершении пошлин с цены взято 45 рублей 72 копейки и актовых 3 рубля серебром”.
В тот июльский день, 1846 года (У Ф. Евгеньева и Р. Перекрестова указан 1845 год) началась история не только Глуховской фабрики, которая со временем станет одной из крупнейших в Клинцах, но и одного из мощнейших кланов местных фабрикантов. Продавала фабрику Марфа Рыжкова, скорее всего вдова одного из братьев Рыжковых, которые в 1832 году и основали небольшой “суконный завод”. Вероятно, к моменту продажи фабрики братьев уже не было в живых. Сразу после покупки Никифор Сапожков рьяно взялся за дело. Попав в тугую струю дельцов-фабрикантов, он всего за три года прочно обосновался в пятерке клинцовских фабрикантов по уровню капитала и производства. Впереди маршировали Зубов с тестем Степуниным, Аксенов и братья Кубаревы. Уже позади были Машковский, Поляков, Желтов, Новиков, Черников и Пентегин.
Федор Константинович Евгеньев в книжке “Сто лет клинцовской шерстяной промышленности” впервые выделил в насыщенной истории города несколько этапов суконного производства. Нам они напоминают волны. Невидимо зарождаясь в житейском море, они, энергично клокоча, неслись к своему неизбежному финалу. С грохотом и шипением разбивались о нередкие пожары, финансовые кризисы, штыки грабивших награбленное или несвоевременную (другой и не бывает) смерть. Именно она стала на пути планов и мечтаний Никифора Дмитриевича Сапожкова.
Стоит отметить, что на всех этапах развития клинцовской суконной промышленности ее владельцы, выражаясь современным языком, проводили активную маркетинговую политику: участвовали в различных выставках в России и за рубежом, где нередко были награждаемы разными медалями, колесили по всей стране, продавали свой товар на ярмарках, наращивая капитал для развития своего дела. В 1849 году Никифор Сапожков отправился со своим товаром на крупнейшую в империи знаменитую Нижегородскую ярмарку.
29 августа Никифор Дмитриевич по неизвестным причинам скончался в Нижнем Новгороде. Там же и был похоронен. Этот скупой факт, и не более того, встречается в краеведческой литературе. Подробности о месте захоронения и событиях, развернувшиеся вокруг праха родоначальника клана Сапожковых, нам открыло интереснейшее дело в государственном историческом архиве.
18 февраля 1866 один из трех сыновей Никифора – Иван Сапожков, купец первой гильдии, обратился к губернатору Нижнего Новгорода Алексею Алексеевичу Одинцову с просьбой “перевезти бренные останки покойного родителя в Москву, на Рогожское кладбище”. Из этого же письма мы узнали и место погребения Никифора Дмитриевича – “Так как он принадлежал по исполнению обрядов к московскому рогожскому кладбищу, то и был похоронен в Нижнем Новгороде на ярмарочной площади, на песках, за кунавинскою слободою”.
Это письмо породило у нас минимум три вопроса: почему тема перезахоронения отца возникла у Ивана спустя 17 лет, где именно был похоронен Никифор Сапожков и почему местом перезахоронения был выбран Рогожский погост в Москве.
Ответ на первый вопрос оказался самым простым – Никифор Дмитриевич Сапожков умер в 42 года, оставив вдову Татьяну Ивановну с малолетними детьми. После смерти мужа, ей, согласно “Инвентариума движемого и недвижимого имущества, оставшегося по смерти клинцовского 2-й гильдии купца Никифора Д. Сапожкова, учиненный под надзором командированного члена от ратуши и двух определенных попечителей 2-го октября 1849 года” досталось наличными всего 62 с половиной рубля и долгов на сумму чуть больше трех тысяч. Зато наследство в виде товаров, фабричных станков и машин (более 80-ти), домашнего имущества и векселей переваливало за 50 000 тысяч рублей! Огромные деньги по тем временам. Напомним, что купил Никифор фабрику три года назад за тысячу с небольшим рублей.
Татьяна Ивановна поступила как умная женщина. Говорят, она в свое время торговала блинами на базаре, но видимо понимала – управлять фабрикой – это не тесто по сковородке размазывать. Умения не исключает, но уровень сноровки требуется несколько иной. Потому и привлекла к управлению фабрикой бухгалтера Петра Парамоновича Ульянова, имевшего у себя небольшое чулочное производство. Доверившись человеку компетентному Татьяна Ивановна не просчиталась. Дело Никифора Сапожкова зацвело буйным цветом. Доходы фабрики росли из года в год. Когда три сына выросли и получили прекрасное образование все имущество в 1874 году мать разделила между ними.
Константин получил фабрику отца, Дмитрию досталась Троицкая фабрика, купленная в 1868 году у Д.С. Желтова, Ивану отошло имение “Кулаги” и немало денег. Поговаривали, что причиной тому стали проблемы Ивана с головой, мол страдал психическим заболеванием, а потому не способен был к самостоятельному ведению дел, однако никаких доказательств тому мы не имеем. Была еще у Никифора дочь Ольга, она, получив солидное приданое, вышла замуж за одного из отпрысков известного клинцовского рода Степуниных.
Чтобы найти ответ на второй вопрос нам пришлось провести серьезную, исследовательскую работу. Поначалу, на радостях от находки, мы ухватились за “Кунавинскую слободу”, сейчас это Канавинский район Нижнего Новгорода. Эта часть города с самого рождения ярмарки обеспечивала кров и отдых многочисленным гостям. Бесчисленные постоялые дворы, трактиры имели неплохой доход. Нашлось там и старинное кладбище.
Строки Николая Ивановича Храмцовского из “Исторического очерка Кунавино и его нынешнего состояния”, изданного в середине 19 века, утвердили нас в правильном векторе поиска. Орфография сохранена.
“На Преображенском кладбище, в течение сорока осьми лет существования здесь ярмарки, много, много улеглось на вечный покой родившихся в различных концах России, которых привлекали сюда жажда деятельности, жажда стяжания благ земных, или горькая нужда, заставившая на далекой чужбине искать куска хлеба. На нем есть несколько замечательных памятников, украшенных надгробными надписями в прозе и стихах, в числе которых есть очень оригинальныя, до такой степени оригинальныя, что я решаюсь познакомить с некоторыми из них читателей.
«Что с тобою друг мой стала?
Ты покинул нас одних!
Тебя здесь нет тебя нестало
А только прах твой здесь сокрыт,
Ужели ты здесь смерти жертва
А я Нещастная вдова: оставлена пожерта
Тану: в слезах грущу Всегда”.
Казалось бы, вот оно – место, где был похоронен наш известный земляк. Нашлось и старинное фото части этого погоста.
Сегодня на месте этого погоста Дворец спорта со стадионом и производственные корпуса какого-то предприятия. Радовались мы не долго. Еще раз, более внимательно изучив письмо Ивана нижегородскому губернатору, мы поняли, что версия с Преображенским кладбищем в корне не верна.
Иван пишет, что его отец “принадлежал по исполнению обрядов к московскому рогожскому кладбищу”. Проще говоря, Никифор Сапожков был старообрядцем и покоиться на официальном православном кладбище никак не мог. Далее Иван дает нам подсказки: “…был похоронен в Нижнем Новгороде на ярмарочной площади, на песках, за кунавинскою слободою”. Мы понимали, что искать следует именно старообрядческое кладбище по направлению, заданному тремя топонимами; “на ярмарочной площади”, “на песках”, “за кунавинскою слободою”. Открыв карту Нижнего Новгорода 1896 года, мы как по навигатору пришли к искомому старообрядческому кладбищу.
Хоронить раскольников здесь стали с 1843 года. В 70-х годах 19 века на деньги местного старообрядца и крупного хлеботорговца Николая Александровича Бугрова рядом с кладбищем был построен старообрядческий скит. Старообрядческое кладбище оказалось на его территории. В народе его так и называли Бугровским. В начале 20 века по соседству со скитом возникает православное кладбище, существующее и сегодня. От скита чудом сохранились лишь небольшие фрагменты.
С помощью специального сервиса мы сопоставили старую и современную карту Н.Новгорода и точно установили расположение кладбища, на котором с большой вероятностью и был похоронен Никифор Сапожков.
Сегодня на месте погоста стоят многоэтажки. Шутка истории или некая мистика, но в одном из здании, судя по отзывам, работает востребованная обувная мастерская “Сапожок”.
Что же связывало клинцовского купца и фабриканта с Рогожским кладбищем и чем закончилась история с перезахоронением? Удалось ли Никифору обрести покой на новом месте?
Изучение истории Рогожской общины старообрядцев привело нас к интересным выводам и версиям. Как оказалось к началу позапрошлого века экономическим центром старообрядцев была «старая столица», Москва. Здесь держателем основных капиталов выступали религиозные общины, сложившиеся вокруг Рогожского и Преображенского кладбищ, возникших во время страшной чумы 1771 года, когда вымерла треть москвичей. Истово верующие старообрядцы тогда оказались одними из немногих, кто не боялся рисковать жизнью, помогая зачумленным. В итоге их общинам от погубленных эпидемией людей перешла масса «выморочного» имущества, оставшегося без наследников.
В дальнейшем эти стартовые капиталы московские раскольники умело приумножали. Этому способствовала их легализация царем Александром I – в 1808 году либеральный император утвердил устав «Преображенского богаделенного дома», ставшего первой официальной структурой старообрядческих общин Москвы. Традиционно богадельни на Руси для самофинансирования пользовались правом выдачи денег в рост. Так московская община старообрядцев оказалась фактически настоящим банком. И этот специфический «банк» удачно пережил даже разорение 1812 года – старообрядцы тогда были немногими, кто не покинул оккупированную Москву.
В итоге по завершении наполеоновских войн именно общины старообрядцев оказались наиболее обеспеченными капиталистами Москвы и окрестностей. Свои капиталы они удачно вложили в текстильный бизнес. Пионером тут стал бывший крепостной крестьянин Федор Гучков – за тайный переход из официального православия к «беспоповцам» он получил от «Преображенского богаделенного дома» беспроцентный кредит и вложил его в самые современные ткацкие станки, купленные за рубежом.
В итоге к середине XIX века именно купец Гучков стал одним из крупнейших текстильных фабрикантов Москвы. Возникнет целая купеческая династия Гучковых, внук первого раскольника-фабриканта станет даже председателем царской Госдумы и министром Временного правительства.
Традиционно старообрядцы скрывали от властей всю свою жизнь, в том числе финансовые операции, однако кое-что из истории банкиров ‑ раскольников позапрошлого века нам известно. Например, известно, что в 1847 году московский купец Носов за тайный отказ от «никонианства» получил от «Преображенского богаделенного дома» огромный кредит на самых льготных условиях – 500 тыс. руб. на первые три года без процентов, а далее – с платежом лишь 4% годовых. В государственных и обычных коммерческих банках совершенно невозможно было получить столь дешевый и удобный кредит.
Естественно мы опять же вспомнили о покупке Никифором фабрики у братьев Рыжковых. А что если Сапожкова связывало с Рогожской общиной не только единая вера, но и не менее прочная финансовая связь. Московские беспоповцы вполне могли подсобить клинцовскому купцу со стартовым капиталом на очень выгодных условиях. Не исключено, что Сапожков еще не раз прибегал к их помощи, чтобы вложить деньги в развитие предприятия. Возможно в ходе наших дальнейших исследований мы найдем прямые доказательства этой версии. А пока вернемся в 1866 год, где после письма Ивана с просьбой о перезахоронении письма завязалась переписка на самом высоком уровне.
Изучив послание из далекого посада, нижегородский губернатор поспешил доложить в министерство внутренних дел. Практически полностью пересказав письмо Ивана Сапожкова, от себя добавил: “По донесению полицейского управления означенный купец действительно умер 29 августа 1849 года, но в каком именно месте похоронен сведений не имеется”. Со своей стороны Алексей Алексеевич Одинцов не видел причин отказать Ивану Сапожкову.
Министр внутренних дел Петр Александрович Валуев 1 марта 1866 года отправляет депешу губернатору Черниговской губернии. “Покорнейше просим Вас уведомить меня не встречаются ли по этим обстоятельствам препятствий к удовлетворению означенного ходатайства купеческого сына Сапожкова”.
Сергей Павлович Голицын, черниговский губернатор, ответил на запрос быстро и по существу – никаких препятствий с его стороны в просьбе Ивана Сапожкова он не увидел.
МВД продолжало ерзать. Был бы это обычный православный человек – вопрос решился бы быстро. Речь же шла о раскольнике, с которым минимум у двух из трех государственных скреп “православие, народность, самодержавие” имелись весьма натянутые отношения. Последовало письмо в Нижний Новгород.
“Прошу Вас, милостивый государь, поручить кому следует произвести самое тщательное дознание действительно ли Никифор Сапожков погребен на означенном месте и какие имеются к тому доказательства. Присовокупите сведения о причинах, побуждающих Ивана Сапожкова просить о перенесении тела отца его именно на Рогожское кладбище в Москву”.
Архивное дело не содержит ответ нижегородского губернатора, зато мы узнали мнение Московского генерал-губернатора Владимира Андреевича Долгорукова, которого блестяще сыграл Олег Табаков в “Статском советнике” и Московского митрополита Филарета.
“Митрополит Филарет уведомил меня, что он находит неудобным уважить означенную просьбу Сапожкова, так как перенесение тела отца его из Нижнего Новгорода в Москву едва ли может произойти. Раскольники не применуть разгласить между своими единомышленниками и православными как новое действие правительства в пользу раскола, что они употребят в свое подкрепление и совращение православия”.
Московский генерал-губернатор, как и его коллеги из Нижнего Новгорода и Чернигова, показал себя человеком рассудительным и лишенным напрочь религиозных предрассудков.
“От себя своим долгом считаю присовокупить, что в законах наших нет никакого ограничения касательно разрешения перевозить тела умерших с соблюдением известных формальностей из одного места в другое. И не смотря на отзыв митрополита напоминаю о прецедентах имевших место быть. В Москву на Преображенское кладбище для погребения были перевезены раскольники Федор Бучков из Петразоводска 7 февраля 1857 года и Константин Егоров из Пензы 10 ноября 1863 года”.
Плодить прецеденты церкви явно не хотелось. Законность просьбы Ивана Сапожкова МВД откровенно проигнорировало. В Нижний Новгород 12 апреля 1866 года пришло письмо, где набор бюрократических закорючек подытоживал вердикт: “Ходатайство не может быть удовлетворено”…
Клинцовский старообрядец, купец и фабрикант Никифор Дмитриевич Сапожков навсегда остался лежать в нижегородской земле..
© Вячеслав Федоров