22 января 1924 года в Клинцах вышел экстренный выпуск местного “Труда”. “Умер товарищ Ленин”…
В черной рамке пониже находилась короткая информация о последних часах жизни Ульянова. 21 января, в Горках под Москвой, в 6 часов 50 минут Владимир Ильич скончался из-за “явления паралича дыхательного центра”… Здесь же, рядом с правительственным сообщением, появился и официальный некролог Клинцовского Уездного комитета Р.К.П(б). Достаточно сухо, видать в шоковом состоянии, местные большевики скорбели и призывали сплотить ряды.
Осознание случившего пришло чуть позже. Передовица за 24 января уже дала волю эмоциям. “ТРАУР! УМЕР ИЛЬИЧ! Фабрики, заводы, учреждения, комнаты и квартиры – все, везде в трауре!”. Для большинства жителей нашего города смерть Владимира Ленина действительно стала настоящей трагедией, но было немало и тех, кто про себя ухмылялся, а то и в открытую заявлял, что туда ему и дорога. Стоит отдать должное, В. И. Ульянов был человеком умным, целеустремленным, но фанатиком своей идеи. Уважение к талантливым людям, поражающая трудоспособность соседствовали с бескомпромиссностью и жестокостью. Дрова для мирового пожара революции рубили не в Женеве или Цюрихе, а тут, у нас. Да рубили так и нарубили столько, что желающих припомнить Ильичу многое хватало в каждом уголке необъятной страны. Вопросами отношения жителей страны к смерти Ленина историки стали заниматься лишь с началом перестройки, но уже тогда, в 1924 году, в клинцовской прессе, мы видим, что не так уж едины были все пролетарии в своем горестном порыве. 24 января в клубе Ленинки на траурное собрание стеклось около 1500 человек.
“Печальное известие со слезами на глазах и прерывающимся от волнения голосом сообщает товарищ Коваленко. Дрожь пробежала. Стихийно сорвались с места полуторатысячная аудитория. Встали. Кто-то затянул “жертвой…” и море голосов заунывно, траурно поют похоронный марш…”. Закончив с песней, слезы тов. Коваленко немного просохли, голос стал тверже. Говорить в миноре о сплочении и единстве трудящихся, отпоре врагам и шептунам было негоже. Тему шептунов, которые говорили всякие гадости про вождя и его двойников, затронул и беспартийный рабочий Кукушкин: “Шептуны были и остались, но они разобьются о наши сомкнутые ряды”. Беспартийный рабочий Лавриненко вообще пророчествовал в тот день: “Мы должны требовать от партии, чтобы в ней не было ни фракций, ни оппозиций. Единой и стальной должна быть РКП!”. “На глазах слезы. Горесть и боль сжимают пролетарскую грудь. Едва удерживаясь от плача секретарь ячейки читает внесенную резолюцию. Она принята ленинцами, как завет своего Ленина”…
25 января на пленуме горсовета все единодушно одобрили предложение товарища Шаго отправить на похороны в Москву двух представителей от клинцовского пролетариата: Чистякова с фабрики имени Ленина и Камаева – рабочего Зубовки. После пения “Интернационала” траурное заседание горсовета закончилось и посланцы засобирались в дорогу.
Тимофей Игнатьевич Чистяков в представлении не нуждается. Именно он, старый ткач Стодольской фабрики, и Семен Илларионович Кузнецов в 1922 году возили в подарок отрез ткани на костюм дорогому Ильичу. Мы писали об этой увлекательной поездке и пришли к выводу, что никакого Ленина в итоге они тогда не увидели, мало того, клинцовские рабочие даже немного обиделись на вождя за отказ принять подарок. Всего через два года Тимофею Игнатьевичу представилась возможность его увидеть, в этот раз наверняка.
В компанию клинцовских рабочих влился и крестьянин из Ущерпья – Яков Антонович Колбас. Его избрали делегатом на общем собрании села. Клинцовская смычка из пролетариата и крестьянства присоединилась уже в Москве к 25 представителям от Гомельской губернии, куда в то время входили в Клинцы.
Заметим, что первоначально похороны Ленина были назначены на 24 января. Однако, из-за массового недовольства отдаленных регионов страны, которые просто физически не успевали приехать в Москву, дата похорон сдвинулась на 26 января. Вскоре и ее заменили. Добавили на прощание еще один день.
Тимофей Игнатьевич Чистяков так вспоминал события тех дней. Орфография сохранена.
“К Ильичу пошли в 3 часа ночи, через пару часов после приезда. Авось мало будет народу и лучше будет пройти. Но не тут то было! Площади и прилегающие улицы к колонному залу битком набиты народу. Мороз и тот не берет. (А мороз тогда стоял лютый – прим. автора). Безропотно мерзнут и ждут входа к телу Ильича. Как делегация, мы прошли без очереди. Почетный караул у гроба состоял из 6 человек, 3 рабочих и 3 красноармейцев. Жена Ильича – Крупская была тут-же. Народ бесперестанно валом валил. На утро. Опять делегация к Ильичу. Город весь в трауре. Чувствовалась общая скорбь и печаль. Москва – плакала.
В воскресенье (27 января – прим. автора) в 9 часов утра двинулись к Дому Союзов. Длинной вереницей раскинулись делегации. Вынесли гроб. Как плачевен был путь до могилы. Ровно в 4 часа. Салюты…и Ильича нет. Выбыла сияющая, блестящая звезда. Первая звезда закатилась. Она умерла, но идея останется жить. Вечером траурный митинг. Нас пригласили в рабочий клуб на Большую Дмитровку. Выступали товарищ Бухарин, делегаты американских и германских рабочих. Все говорили на разных языках, об одном и том же. От имени Клинцовских рабочих выступил и я. Задавались вопросы о состоянии здоровья Троцкого. В принятой резолюции дали наказ вылечить его. Когда уезжал из Москвы, еще сильнее чувствовалась потеря”.
Неизгладимые впечатления похороны Ленина произвели и на рабочего Зубовки Камаева.
“…Пять венков мы принесли, четыре из живых цветов, а пятый шитый шелком портрет Ильича…Перед Домом Союзов народу день и ночь стояло. Все плакали, которые в слезах об землю падали. В воскресенье, в половине девятого опять мы пошли к Дому Союзов с венком. Венок понесли, а мы остались в затылок. Музыка то как жалостно играла. Плакал народ. За гробом до тысячи венков шло, знамен до тысячи. Около склепа гроб на возвышение поставили. Зиновьев речь сказал. А потом пошли все организованно мимо гроба – прощались с Лениным. Мильонная армия прошла. Саженей четыре мы от гроба стояли. В четыре часа и были похороны. Знамена все преклонились. Все стало. Вся Москва, веришь, как на минуту умерла…”.
Особый интерес представляют воспоминания ущерпского крестьянина Якова Антоновича Колбаса, которые наравне с остальными свидетельствами были опубликованы в газете “Труд” 6 февраля 1924 года. Интервью сохранило для нас живые эмоции простого, но с хитрецой, крестьянина. Ленин хоть и был для него фигурой знаковой, но в данном случае всего лишь покойником, которых на своем веку ему довелось повидать немало. Другое дело люстры…
“- А как там смотрели на Ильича? Долго пришлось поглядеть на него?
– Вот это и оно…По пять минут не больше смотреть можно, потому делегаций много.
– А близко видели Ильича?
– Вот так как до стола, аршина два не больше. А возле него жена, сестра и брат. Гроб убран красным бархатом. Завтра утром всей делегацией понесли к гробу Ильича венки. Вот теперь мы его видим лучше чем вечером. Два раза удостоился побачить-то его. А то што, если бы сидел дома и сроду не видел бы ни Ильича, ни Москву. На старости привелось. Положили венки и домой, а венков этих самых тысячи целые. Тут нам сказали, что хоронить будут завтра в воскресенье ровно в 4 час. Нет, вот я еще скажу вам забыл рассказать какие там люстры в том зале, где Ильич…а может это не интересно для газеты?
– Нет, дедушка, говори обо всем.
– Ладно. В воскресенье это мы, также всей организацией, на Красную площадь пошли. Ну, да там все это в газете уже написалось. Совсем близко за гробом Ильича шли. С утра до 4-х часов дня Ильич лежал на высокой трибуне. Возле него шли делегации, солдаты, рабочие и знамена низко держали.
– Честь отдавали?
– Да вжеж…мы тож пришли утром и до 4-х часов ушли. А в 4 часа снова совсем близко стояли возле него. Доступ нам везде был первейший. Ну а хоронили как? Стреляла пушка. Никто не шевелился минут пять. Потом взяли гроб и отнесли в склеп. Ну, а дальше, что было в газетах написано. Память моя слаба – вставляет в самом интересном месте дедушка. (в 1924 году Колбасу было всего 62 года. Прим. автора)
– Так…а дальше, что делала ваша делегация?
– Были в Кремле, видели палаты царские, трон бачили. А то вот – идем: стоит картина. Живая картина. Думаю собрание какое, ан нет. Старшины спрашивали Александра III о земле. Картина такая.
– И что он им сказал?
– Теперь и мы знаем куда они нас гнули. – Говорит купите землицы, если кому мало…Вечером на митинг пошли. Говорили о крестьянах, Ленине и о земле. Германский оратор говорил, мирикан тож говорил. Переводил один товарищ. Говорят привилась идея Ленина к правде даже у них германцев и мириканцев. За границей знают нашего Ленина. Я вот старый, но что мне – я рад, чтоб все молодые единогласно шли за учителем Лениным.
– Так…На сходке старикам своим теперь все расскажите?
– Что старики! Молодым надо, – чтоб научались”.
Интересно, что в 1927 году, к десятилетней годовщине революции, Колбас повторит свой рассказ-воспоминание. Правда там уже не будет ни люстр, ни картин, зато откуда-то появиться упоминание аж про два его личных выступления на митингах. Интересно, что он там говорил и говорил ли вообще…Ну да ладно.
Отправив в столицу своих представителей, Клинцы полным ходом стали готовиться к траурным мероприятиям. 26 января горожане узнали, что тело Ленина было забальзамировано смесью формалина, спирта и глицерина. В заметке анатома Абрикосова говорилось о том, что наука пока не обладает методом сохранять Владимира Ильича продолжительное время, поэтому скорее всего предстоит заключить его тело в некий герметичный сосуд с нулевой температурой.
27 января в Клинцах выдался морозным. Так клинцовский “Труд” описывал тот день.
“Все здания обвисли черными флагами. Сегодня опускают в свежую могилу дорогого и любимого вождя мирового пролетариата тов. Ленина…Улица Карла Либкнехта (Октябрьская. Прим. автора) запружена народом. Несмотря на большой мороз, все граждане города пришли сюда, чтобы отдать последний долг своему любимому вождю. В толпе много детей – все они рвутся в гущу посмотреть на выстраивающуюся траурную процессию. Смотри какой хороший Ленин – кричит мальчик, показывая пальцем на знамя, прошедшей мимо красноармейской части, где портрет Ленина резко выделялся на траурном фоне знамени. Жалобно зазвучал гудок. Тронулись. Настроение подавленное, но все идут бодро. Все сознают важность переживаемого момента и все клятвенные обещания взятые на себя в связи со смертью великого вождя. Идут быстро. Снег хрустит под ногами тысячной толпы. Подошли. Выстроились вплотную к трибуне на которой представители партийных, профессиональных и советских организаций, красноармейских частей, рабочих фабрик и крестьян…Морозный воздух ясно и отчетливо передает понятные слова…На сердцах пусто и тоскливо. Ленина нет, Ленин умер. Но Ленин жив. Его заветы для всех тверды и нерушимы“. Траурный митинг проходил на Первомайской поляне. Здесь в 1926 году появится стадион “Красный шерстяник”, больше известный всем как “Труд”.
После похорон и траура клинцовские рабочие стали массово вступать в партию большевиков. В заметке “Ленин не умер, он ушел в бессрочный отпуск” так и говорилось, отпускника, мол, надо заменить и лучшим венком на его могилу станут свежие партбилеты. Желающих действительно было не мало. Уже тогда отчетливо начинает прослеживаться рождение новой религии со всеми присущими ей атрибутами: “святыми” мощами, “иконами” – портретами и всеобъемлющим учением – максистско-ленинской теорией. В начале февраля клуб фабрики имени Ленина был забит битком. На повестке дня был один вопрос: Октябрины (крестины по- новому) ребенка служащего ткацкого отделения. “Вот и отец ребенка, радостный, возбужденный; – Товарищи, дайте имя моему ребенку, по новому, по пролетарскому, – голос дрожит, срывается. Аплодисменты, затем поток имен: Октябрь, Ленин, Ленин! Отец ребенка выразил желание назвать сына Лениным. – Да здравствует новорожденный Ленин! Снова раскаты аплодисментов. Собрание желает родителям вырастить сына в революционном духе!”.
Новая жизнь ждала не только новорожденного Ленина, но и всю огромную страну. А пока, всего через пять дней после похорон вождя, в Клинцы на гастроль приехал Ленинградский коллектив лилипутов, который с большим успехом показал местной публике комедию Мольера в трех действиях “Брак поневоле”…
© Вячеслав Федоров
