К началу XX столетия Новозыбков по уровню экономического развития занимал одно из ведущих мест среди других городов и уездов Черниговской губернии. Такое положение дел в первую очередь касалось сельскохозяйственного производства, поскольку более 65 % земель новозыбковского уезда были пахотными. Однако по своему качественному составу они были бедными – супесчаными и суглинистыми, что, безусловно, сказывалось на способности достигать высокой урожайности и требовало постоянного внимания специалистов. В связи с этим местная власть принимала различные меры по улучшению плодородия земель и повышению эффективности их использования, в том числе путем внедрения новых технологий, методик ухода за землей и ее обработки.
В частности, с 1 июля 1899 года благодаря стараниям предводителя местного дворянства князя Николая Долгорукова при Новозыбковском реальном училище учреждено среднее сельскохозяйственно-техническое училище (сегодня – филиал Брянского государственного аграрного университета).
В 1911 году в Новозыбкове организованы бесплатные курсы по земледелию, пчеловодству, животноводству, садоводству и молочному делу. Создано сельскохозяйственное общество, председателем которого являлся владелец имений в Карпиловке и Спиридоновой Буде, дворянин Сергей Николаевич фон Розенбах. В сентябре 1913 года проведена сельскохозяйственная и кустарно-промышленная выставка по лесоводству, полеводству, садоводству, животноводству, пчеловодству. Наряду с этим в городе функционировал склад по продаже молотилок, веялок, соломорезок, плугов, а также всевозможных удобрений.
Отдельным важным событием явилось открытие в 1916 году вблизи Новозыбкова сельскохозяйственной опытной станции, тщательная работа над созданием которой длилась более 10 лет.
Однако нормальный ход развития государства был нарушен в результате большевистской революции 1917 года. В стране разразилась чудовищная Гражданская война, за которой последовали борьба с религией во всех ее проявлениях и насильственная коллективизация. В 1932 году секретарь ЦК компартии Украины Мендель Хатаевич скажет: «Жестокая борьба ведется между крестьянами и нашей властью. Это борьба насмерть. Этот год был решающей проверкой нашей силы и прочности. Понадобился голод, чтобы показать им, кто здесь хозяин. Это стоило миллионов жизней, но колхозная система создана, мы выиграли войну». Вместо «земли и воли» крестьяне получили тотальные грабежи, репрессии и голодоморы. Большевики практически полностью уничтожили эффективных сельских производителей, разрушили сельское хозяйство, фактически создали в стране «новое» крепостное право. Крестьянин стал абсолютно бесправен, его обложили непосильными налогами. При этом он не имел пенсии и паспорта, трудился за гроши либо трудодни.
В результате бесчинства красных властей в России вспыхнули тысячи народных восстаний. По данным ВЧК, с июля по ноябрь 1918 года в стране было отмечено 108 крестьянских восстаний. В 1918 году только в 20 губерниях центральной России вспыхнуло более 240 крупных антисоветских выступлений. Как утверждают историки, общее число участников повстанческого движения было больше, чем число солдат и офицеров Белой армии.
Поскольку мировая революция так и не состоялась, большевики приняли решение строить свой «новый мир» на обломках Российской Империи. К 1920 году Россия оставалась страной гужевого транспорта. Собственного производства по массовому изготовлению колесных сельскохозяйственных машин не имелось. При этом наладить такое производство за счет собственных сил и в разумные сроки не представлялось возможным. В связи с этим Наркомату иностранных дел была поставлена задача устанавливать контакты с промышленниками капиталистических стран для обмена опытом, получения новейших разработок и технологий, в том числе в области сельского хозяйства. Также руководство СССР решило закупать лицензии за рубежом.
Одним из первых подписали лицензионное соглашение со знаменитым американцем Генри Фордом об организации изготовления тракторов в стране Советов. Так на свет в 1924 году появился первый массовый советский колесный трактор – «Фордзон-Путиловец» – от названия ленинградского завода-изготовителя «Красный путиловец». «Фордзон» славился своей универсальностью, простотой освоения и управления, его скорость достигала 10,8 км/ч. В техническом плане советский «Фордзон» от иностранного отличий не имел. Трактор мог работать с плугом и простейшими навесными сельхозорудиями, приводить в действие от шкива стационарные машины.
Именно такой трактор первым появился в 1925 году на новозыбковщине и использовался для эффективного освоения и обработки пахотных земель. Обстоятельства его появления подробно описаны в отдельном разделе воспоминаний выпускника 20-х годов прошлого века Новозыбковского политехникума Николая Мироновича «Первый трактор в Новозыбковском уезде», хранящихся в музее Новозыбковского филиала Брянского государственного аграрного университета.
Поскольку сами по себе мемуары о событиях прошлых лет в нашем городе большая редкость и, безусловно, представляют интерес, они предлагаются уважаемому читателю без сокращений.
Первый трактор в Новозыбковском уезде
В конце весны 1925 года (26?) как-то неожиданно распространилась весть: техникум получает трактор. Поехали за ним на станцию: трактор прибыл в трех больших ящиках букового дерева с фордовской маркировкой. Сам трактор был плотно зашит в большом ящике, два других вмещали плуг к трактору и запчасти. Все на лошадях доставили на «ферму». Трактористов в то время, конечно, еще не было, но в городе было несколько автомобилей иностранных марок, оставшихся от бывших помещиков и фабрикантов, были при них и шоферы.
Пригласили одного из них. Шофер осмотрел снаружи трактор, попробовал повернуть ручку заводного ключа – не подалась. Обещал прийти завтра и больше не появился. Обратились к другому. Тот и смотреть не пошел, а прямо заявил, что работа у него есть, а переходить работать на тракторе для него не имеет смысла. Простоял во дворе трактор еще несколько дней, вспомнили, что не хватает А.В. Энгеля и решили попробовать обойтись своими силами.
К этому времени я уже окончил техникум (отделение политехникума), был оставлен при политехникуме как сильный квалифицированный производственник в области животноводства. Цыркун ратовал за открытие отделения животноводства, велась подготовка к оборудованию зоотехнической лаборатории и для этой доли прочили меня. А пока я числился лаборантом по сельскохозяйственному машиноведению и опыты освоения трактора поручили мне по принадлежности.
На следующий день с двумя учащимися младшего курса (фамилий их к большому сожалению не могу вспомнить) принялись за работу. Вскрыли ящик с запчастями и там нашли подробную инструкцию на русском языке – целую книжку на меловой бумаге с множеством фотографий. Был дан каждый болт, каждая шайба под их номерами и целые узлы в сборе, кончая видом всей внутренности трактора во всех ракурсах. Схем и чертежей было мало. Текст инструкции самый подробный, рассчитанный на полуграмотного, но уже привыкшего к машинам фермера – Форд об этом позаботился. А вот перевод, видимо, был сделан каким-либо российским эмигрантом, подзабывшим русские обороты речи и незнакомого с сегодняшней русской технической терминологией.
Но вообще все было предельно ясно. При первом беглом просмотре инструкции заметили предупреждение: ввиду дальней транспортировки во избежание разбалтывания в пути, коренной подшипник коленчатого вала затянут наглухо: перед заводкой необходимо вскрыть картер и ослабить затяжку. Вот почему первому шоферу не удалось повернуть заводного ключа. Картер вскрыли, ослабили затяжку и можно было по инструкции этим ограничиться, закрыть картер и приступать к эксплуатации трактора. Но…
С двигателем внутреннего сгорания я был знаком только теоретически, а с трактором непосредственно встретился первый раз. Захотелось своими глазами увидеть, руками ощутить весь механизм трактора, и я поддался искушению – картер не стали закрывать.
Трактор стоял в машинном сарае (так называлось кирпичное здание, расположенное восточнее учебного корпуса). Здесь на стеллажах около стен лежали запчасти сельхозмашин, здесь иногда проходили практические занятия по сельскохозяйственному машиноведению. Теперь все запчасти убрали в угол, а на стеллажах расставили мисочки, блюдечки, тарелочки, позаимствованные из кухни. Мои помощники были добровольцы со II курса и сами интересовались, пожалуй, не меньше моего.
Гайка за гайкой, болт за болтом разбирали последовательно по инструкции. Каждый болт, каждую деталь находили и определяли по инструкции, писали этикетку с номером детали и клали в отдельную (мисочку) посуду.
В этом рискованном случае рассуждали так: все разбирается аккуратно, последовательно и также будет собрано – не может быть, чтобы в результате механизм не работал.
Работали не спеша. Заглядывали любопытные, но во избежание возможной путаницы и, чего Боже упаси, пропажи какого-либо болта или шайбы, дальше широко раскрытых ворот никого не пускали. Было снято со своих мест и разобрано все, что скрывало в себе что-либо, «пока» неясное.
Сняты колеса, вынуты полуоси, разобран дифференциал, протерты от заводской смазки шестерня и сателиты, заглянули внутрь блока цилиндров, проверили шатуны и пальцы, попробовали как снимаются и надеваются поршневые кольца, осмотрели и потрогали все до последнего подшипника. Не тронули только разве шпоры на ободах колес и катушки на магните: в первом случае все слишком ясно, во втором – не рискнули повредить изоляцию.
На третий день, когда уже заканчивали знакомство с коленчатым валом, к нам, наконец, зашел Рубановский, посмотрел на все разложенное по тарелочкам и на стеллажах, на стоявшие отдельно у стены колеса и спокойно, вполне серьезно, без тени иронии или подбадривающей шутки, как-то безразлично сказал: «Был трактор – нет трактора». И вышел. На сердце отлегло – мешать не будет, надо только самим не теряться.
Вскоре начали сборку трактора, снова все время следуя по инструкции. Промывали, вытирали, смазывали каждую деталь. На каждом этапе сборки проверяли, не осталось ли что-либо на тарелочке после сборки очередного узла, порой развинчивали, ставили на место шайбу и так продолжали сборку. На это ушло еще дня четыре. Наконец, надели тяжелые колеса на полуоси, вынули подмостки, «прокатили» трактор на заводной ручке, опробовали сцепление и смену скоростей, проверили зажигание. В мастерской изготовили воронки с самыми густыми сетками для горючего и смазочного. Подготавливали все тщательно, не спеша, как бы не торопясь приблизить неизбежный момент окончательного ответа на нашу работу. Залили масло в картер, повторили, где положена смазка – шприцем, залили воду в воздухоочиститель, керосин в топливный бак и бензин в маленький бочок, помещавшийся в топливном баке. Детали в деревянных коробках тщательно просушили в печурке на кухне еще накануне.
Наступил момент экзамена. Дело было под вечер. Вокруг трактора собрались учащиеся, вышли из своих квартир в «белом доме» Маргорин и Цыркун. Рубановский не показывался.
Мы, конечно, волновались, стараясь не показать этого. Ребята мои взялись за «ручку», я за поводок газа – ничего не получалось, мотор молчал. Нашлись из толпы более дюжие помощники, трактор вздрагивал от оборотов, а мотор по-прежнему не отзывался. Проверили зажигание, для «облегчения» залили под свечи бензин. Парень рывком дернул «ручку», мотор чихнул раз-другой, я перевел поводок газа, как требовалось инструкцией, но после третьего чмышка мотор замолк.
Я перевел поводок газа в исходное положение и взгляд мой упал на краник горючего: он стоял на нейтральном положении. Следовало покраснеть от стыда, но я обрадовался. Заколебавшаяся было уверенность снова вернулась. Я повернул краник на «бензин», стараясь сделать это незаметно, чтобы не выдать своего ротозейства. Залил еще раз под свечи бензина и мотор взревел с первого полуоборота. Победа, в которой мы не сомневались, была одержана. Отрегулировали, проверили работу мотора, прогрели его на бензине и перевели на керосин. Попробовали поочередно все три движения на первой и второй скорости и задний ход. Включали, переключали только повторяя про себя требования инструкции, и проделывали это спокойно, уверенно.
Собралось, вероятно, все население «фермы». Решили прицепить плуг. Управление плугом предусматривалось для самого тракториста-водителя, но пока мы разделили эти функции – плугом управлял второй, стоя на площадке заднего моста: включал плуг тросиком и винтовой тягой менял глубину опускания плугов. Проезжая мимо сарая на первой скорости (по инструкции), я прибавил газа, помощник дернул тросик и плуги начали врезаться в плотно утоптанную почву двора. Приходилось прибавлять газа. Пока плуг стоял, глубина не была отрегулирована. И теперь три лемеха врезались все глубже.
Путь держал мимо «белого дома», молочной прямо на угол гумна, находившегося дальше внизу к железной дороге, стараясь вести по прямой. Все присутствующие оставались позади. Вдруг сбоку трактора увидал бегущего Рубановского, он махал руками и кричал: «Стой, довольно, что делаешь? Испортишь весь двор!». Забыв о педали сцепления, я остановил трактор, выключил зажигание и оглянулся назад. Чернелась длинная широкая полоса нагроможденных пластин твердого грунта – трактор показал себя. Окрыленные победой, но еще совсем не опытные, мы долго провозились, пока вытащили «задним ходом» глубоко засевшие плуги и только совсем в сумерки трактор попал в свое «стойло». На утро мы уже пахали на последнем, пока еще не вспаханном в эту весну участке налево по климовскому шляху, сейчас же за усадьбой техникума, где уже кончались посадки елок. Почти квадратный участок площадью всего около ¼ гектара был хорошим полигоном для тренировки в заездах и поворотах. Это было первое поле, вспаханное на механической тяге, первыми трактористами, на первом тракторе в Новозыбковском уезде.
© Александр Дудников, краевед, уроженец Новозыбкова
