Крестьяне Суражского уезда Черниговской губернии в массе своей никогда не отличались богатством. Не случайно в книгу В. И. Даля «Пословицы русского народа» они вошли как «мякитники» и «гольтепа». Не в силах решить свои финансовые проблемы в родном отечестве, самые отчаянные из них готовы были искать лучшей доли на чужбине. В начале ХХ столетия российская деревня переживала пик «международного» отходничества.
Сразу два крупных издания (газета «Киевская мысль» и газета «Речь») весной 1907 г. упомянули о происходящем столпотворении на железнодорожной станции в Клинцах:
«Вся ст. Клинцы (полесск. жел. дор.) с утра до ночи битком набита деревенской голытьбой обоего пола, всевозможных возрастов… Тут тяжело кряхтел 70-ти-летний старик, тут же, надседаясь до хрипоты, кричали полураздетые грудные дети; здесь же в луже замачивали свои обтрёпанные лапти подростки».
Часть этих людей ехала осваивать земли на восток страны, другая стремилась в противоположную сторону – на запад, за океан.
Из всех заморских стран сельские жители Суражского уезда Черниговской губернии больше предпочитали Северо-Американские Соединённые Штаты.
Насчёт причин такого выбора существуют различные точки зрения. Американский социолог, исследователь русской эмиграции Джером Девис предполагал, что этому способствовали восторженные отзывы евреев о фантастических заработках в США (Davis Jerome, The Russian immigrant, 1922). Евреи вправду являлись основными участниками эмиграции из России. Со слов того же Джерома Девиса, они составляли 43,8 % прибывающих в Америку российских подданных. Само собой, родственники уехавших евреев делились новостями из-за рубежа со своими знакомыми.
Есть сведения, что слух распускали поляки ещё в конце XIX столетия. И всё же не басни про сказочный американский рай помогали очутиться на другом краю света.
Для пересечения границы требовался загранпаспорт, а для его получения крестьянин вынужден был обивать пороги не одной инстанции. На все хлопоты уходило, по деревенским меркам, немало денег, времени и нервов. Проще было плюнуть на эту затею.
Облегчить процесс выезда из страны, разумеется, за энное вознаграждение предлагали ушлые агенты эмиграционных контор, пароходных обществ и другие посредники, обещавшие провести через кордон тайными тропами. На бедных крестьянах хорошо наживались их же соотечественники, которые также подогревали интерес к поездкам за рубеж.
Среди европейских государств Россия занимала четвёртое место по численности иммигрантов в США. За 7 лет столыпинской аграрной реформы количество выбывших из страны умножилось более чем в два раза и в 5,7 раз по сравнению с 1897 годом.
На «американцев» Черниговской губернии в 1913 г. обратили внимание «Русские ведомости»:
«Среди явлений черниговской деревни надо отметить начавшуюся тягу крестьян на заработки в Канаду и Северо-Американские Штаты. В текущем году во многих селениях северных уездов (в Новозыбковском, Суражском, Мглинском, Стародубском) чуть ли не половина крестьянской молодёжи отправляется за океан. Между тем, такое путешествие требует много материальных средств и энергии: заграничный паспорт стоит дорого, и получить его нелегко. Один пароходный билет обходится крестьянину около ста рублей. Всего расходов около 200 – 300 рублей. Незнание английского языка нередко даёт возможность разным агентам пароходных компаний эксплоатировать крестьян. Тем не менее, из года в год количество уезжающих крестьян возрастает.
В Америке крестьяне (по их рассказам) главным образом работают в шахтах, копают канавы, возят тяжести и т. п. Живут на чужбине maximum два – три года. Только некоторые остаются там навсегда. Зарабатывают по деревенскому масштабу хорошо: многие присылают домой ежегодно не менее 300 – 400 руб.
По возвращении на родину крестьяне нередко прикупают землю, заводят лучшее хозяйство. Самый внешний облик «американца» (как зовут в деревне побывавшего за морем) иной, чем рядового крестьянина: и заметно стремление чисто одеваться, походить на американского рабочего. Умственное развитие безусловно поднимается. Особенно поражает крестьян отсутствие в С.-А. Штатах чинопочитания, равенство всех перед законом».
Как уже было сказано, в основном трудовые эмигранты всё-таки возвращались обратно. Только бизнес, ничего личного. На ПМЖ в далёкой стране оседало не так уж и много. Сумел получить гражданство на североамериканском континенте уроженец деревни Воловка Яков Романович Привалов (Джейкоб Привало) с женой Агриппиной Андреевной. В 1962 году он приехал погостить к родне в Клинцовский район и поделился своей историей с корреспондентом «Брянского рабочего».
«В 1911 году я уехал из царской России в Америку. В поисках заработка в те годы уехали за океан многие русские парни из Клинцов, Новозыбкова и других мест. Думали мы так: поработаем год – два, скопим деньжат и возвратимся домой. Но вырваться домой оказалось не так-то просто. Из-за безденежья выезд на родину откладывался из года в год, а родина тянула, не было дня, чтобы не вспоминали о ней…
Искать счастья в далёкой Америке Якова Привалова заставила нужда и горе. Земли семья имела мало, детей было много. Своего хлеба хватало только до Рождества. Хозяйство отца приходило в полный упадок. Так было в каждой избе по всей Воловке. Попытался Яков устроиться в Клинцах на прядильно-ткацкую фабрику Баксанта, но вскоре вынужден был уйти: платили гроши, жить было негде. А тут прошёл слух, что есть такая «обетованная страна» Америка, где не жизнь, а рай, и разбогатеть там можно запросто. Посовещались старики, поплакали и благословили Якова в дальний путь.
Хвалёная Америка встретила крестьянского парня из России не ласково. Кругом было всё чужое, неведомое. Никто не понимал эмигрантов из России, никому до них не было дела. От тоски сжималось сердце и страшно хотелось вернуться домой, но… денег нет и нет. Чтобы не умереть с голода, нужно было, во что бы то ни стало найти работу.
Якову Привалову повезло. Он был молод и здоров, поэтому быстрее других устроился забойщиком на старую шахту в Пенсильвании. Проработал месяц-другой, надорвался непосильным трудом, надышался метаном и угодил в больницу. Больше на шахту его не тянуло, и опять начались для него поиски куска хлеба. Но в Америке не нашлось хлеба для русского парня, и пошёл он бродить по свету. Был в Аргентине, Чили, Бразилии. Там оказалось ещё хуже. Непривычная жара, болотные испарения, тропическая лихорадка чуть не свели Якова на тот свет.
В 1920 году он вновь вернулся в США. На этот раз повезло: устроился грузчиком в морской порт, а потом – прессовщиком на одном из металлургических заводов Детройта…
Скопив кое-что в 1929 году, Привалов купил небольшую ферму. Крепко полюбилась ему земля, на которой поселилась семья. На первых порах своё хозяйство приносило чувство независимости и глубокое удовлетворение от сознания, что ты сам себе хозяин. Но это благополучие длилось не долго. Конкуренция более крупных землевладельцев, кризисы и неурожаи сделали своё дело. Яков Привалов «вылетел в трубу» — ферма за бесценок пошла с молотка.
Так и не довелось Привалову разбогатеть в Америке».
Яков Романович жаловался корреспонденту на невыносимые условия жизни в капиталистической стране и не скупился на похвалу в адрес Советского Союза, но почему-то остаться в СССР наотрез отказался. В США Привалов дожил до глубокой старости и скончался в 1970 г. в возрасте 84-х лет.
Львиную долю пассажиропотока в Америку принимали на себя порты европейских стран. С 1906 г. стали действовать регулярные пассажирские рейсы, соединившие напрямую Россию и Соединённые Штаты. На русско-американской линии из отечественных компаний ведущее положение занимало Русское Восточно — Азиатское пароходство. Его суда курсировали по маршруту Либава – Нью-Йорк.
В 1911 г. с инспекционной проверкой по Северо-Западному краю отправился начальник III отделения Департамента общих дел МВД А. С. Путилов. 18 июля он посетил Либаву (город Лиепая в современной Латвии), где на тот момент в ожидании парохода скопились толпы эмигрантов. Об увиденном чиновник составил подробный рапорт.
«По прибытии в Либаву эмигранты встречаются на вокзале служащими разных пароходных контор. Не смотря на то, что ст. Либава конечный пункт, и поезд дальше не идёт, эмигранты страшно суетятся и спешат беспорядочно выбрасывать из вагонов вещи, создают большой шум и беспорядок. Прежде эмигрантов толпою окружали хозяева эмигрантских квартир, которые старались чуть не насильно увести возможно больше эмигрантов…
В настоящее время в Либаве существует около десяти эмигрантских квартир, в которых может поместиться 600 – 700 эмигрантов, и две эмигрантские квартиры на 400 эмигрантов, содержимые Восточно-Азиатским пароходным обществом. Что касается первых, то большей частью это особняки и состоят из небольших комнат, в которых находится по пять-восемь кроватей. Кровати деревянные и довольно узкие; тюфяки наполнены соломой и покрыты не всегда чистыми простынями.
Вообще комнаты содержатся довольно грязно; при этом нельзя не указать, что значительную долю вины несут сами эмигранты, не заботящиеся обыкновенно о самой простой чистоте и опрятности вокруг себя…
Обычная плата за проживание в этих частных эмигрантских квартирах – 25 коп. в сутки с взрослого эмигранта и половина этой платы с детей, которых помещают по двое в одну кровать…
Гораздо лучше устроены квартиры Русского Восточно-Азиатского Пароходства, помещающиеся одна на Александровской № 29 (57 комнат на 172 чел.), а другая на Павильонной улице № 42 (18 комнат на 85 чел.). Здесь комнаты содержатся очень чисто, полы выкрашены, освещение электрическое, кровати железные, одеяла, подушки и матрацы чисты и опрятны…
Важное значение имеет для либавских эмигрантов то обстоятельство, что в эмигрантских квартирах эмигранты не могут получать дешёвого стола и горячей пищи… В Либаве имеется дешёвая столовая при еврейском обществе пособия бедным, и здесь эмигранты могут получить обед из двух блюд за 12 коп.
Эмигранты, отправляющиеся на пароходе «Курск», были преимущественно из западных губерний и ехали на заработки; число евреев весьма незначительно…
В настоящее время в Либаве действуют Русское Восточно-Азиатское общество, поддерживающее прямое сообщение с Нью-Йорком, и контора Карлсберг – Спиро, отправляющая эмигрантов в Англию на небольших товарно-пассажирских пароходах, откуда на английских пароходах доставляют к месту назначения.
Осмотренный пароход «Курск», кроме помещений первого и второго классов, рассчитан на 1700 человек эмигрантов, причём устроены отделения для семейных и для одиноких мужчин и женщин… Ночью горит электричество, имеются особые столовые, служащие также залой для развлечений.
… капитан и главные служащие – датчане; порядок и чистота – образцовые».
Для наших земляков прямые рейсы Либава – Нью-Йорк были очень удобны при условии наличия у них всех нужных бумаг. Кто думал сэкономить на заграничном паспорте, по-прежнему добирались до Нового Света преимущественно через Германию и Бельгию.
В списках пассажиров того же парохода «Курск» от 15 апреля 1913 г. значится целая компания жителей Теремошки, Веприна, Ущерпья, Гастёнки, Перетина и других мест Суражского уезда. На тот момент каждый из них имел родственников или друзей в Америке, по крайней мере, так они указали при заполнении документов. Видимо, для этих путешественников трансатлантическая дорожка уже была протоптана.
К «своему брату» на этом корабле отчалил крестьянин деревни Балдовка (д. Березовка Клинцовского района) Кирилл Гаврилович Лапсарь. Из Нью-Йорка он переехал в Пенсильванию, где, судя по всему, неплохо устроился на одном из заводов Питтсбурга. Сменил деревенскую одежду на строгий костюм, освоил рабочую профессию и стал получать зарплату, о какой у себя на родине не мог даже мечтать. При этом грамотно писать по-русски так и не умел.
Эмигрантский билет стоил 65 рублей (в отдельных источниках — 85 руб.). Во время путешествия всех гостей судна должны были обеспечить горячей пищей не реже трёх раз в день. Питание входило в стоимость билета. Путь от Либавы до Нью-Йорка в среднем занимал две недели. Корабль бросал якорь у входа в бухту Аппер Бей, после чего эмигрантов высаживали на остров Эллис, где начиналась своего рода «фильтрация». В зависимости от результатов юридических и медицинских проверок американская иммиграционная служба решала, кто подходит для их страны, а кого следует развернуть на 180 градусов. «Забракованных» лиц Русское Восточно-Азиатское пароходство бесплатно доставляло назад в Либаву.
Процедура оформления длилась несколько часов. Получив зелёный свет на въезд, эмигранты наконец-то попадали в Нью-Йорк – «город контрастов».
Без знания языка найти работу было очень сложно, поэтому новоприбывшие старались примкнуть к местным русскоязычным группам. Рейтинг самых популярных штатов у выходцев из Российской империи по переписи 1910 г. возглавляли Нью-Йорк, Пенсильвания, Иллинойс, Нью-Джерси, Огайо, Коннектикут, Массачусетс, Северная Дакота, Мериленд и Калифорния.
Всюду, где требовался тяжёлый труд, можно было услышать русскую речь. На заводах приезжим за дневную смену платили 1 – 2 доллара, шахтёрам – до 2,5 долларов. На эти деньги они умудрялись прокормить себя, снимать жильё и часть отправляли домой. Тем временем на клинцовских фабриках неквалифицированный рабочий вкалывал за 25 – 30 копеек в день.
Как бы радужно ни выглядела перспектива разбогатеть на американской земле, всегда был риск очутиться в исходной точке с пустыми руками. Нечто похожее случилось с Н. Г. Крещенком из деревни Веприн. Его «исповедь» с политической окраской под заголовком «Почему я уехал из Америки» опубликовал клинцовский «Труд» в 30-е годы.
«Мне – 47 лет. Родом я из Веприна. Плохие условия жизни заставили меня с молодых лет уйти на заработки.
В поисках работы я в 1907 году вместе с товарищами уехал в Америку, где прожил до 1936 года.
За 29 лет моей жизни в Америке я переменил 18 мест работы, большую часть времени работал чернорабочим. За 10 – 12 часовой рабочий день я получал не больше одного-полутора долларов (около 2-х рублей).
Жизнь американского рабочего очень тяжела. Над ним тяготеют гнёт, безработица и бесправие. У него одна мечта – это иметь работу. Особенно плохо стало рабочему с 1929 года, когда наступил экономический кризис. В это время я работал на автозаводе в г. Детройте. Как сейчас помнится: 15 мая 1929 года в один день из 40 тысяч рабочих автозавода было уволено 12 тысяч, а в октябре того же года ещё было уволено 7000 человек, в том числе был уволен и я. После этого я пробыл безработным два года, жил случайными заработками. Очень часто посещал собрания безработных…
До 1933 года не было возможности устроиться на работу. И только в 1933 году я поступил на угольную шахту Колорадо-штадт. На этой шахте мне приходилось работать по три-четыре месяца в год (зимой), остальное время быть безработным.
В период кризиса сильно вздорожали продукты питания. Рабочим нет возможности их покупать…
За 29 лет моей жизни в Америке хорошего я там не видел. Всегда одна и та же забота: как бы не остаться без работы. Нет уверенности в завтрашнем дне. Безработица, голод, бесправие рабочих, жестокая эксплоатация – заставила меня вернуться на родину, в Советский Союз.
Сейчас я в колхозе «Красный Чахов», Вепринского сельсовета. Меня очень хорошо приняли. За три месяца работы в колхозе я заработал 100 трудодней, чувствую себя бодро. Надеюсь, что в дальнейшей своей работе я стану в шеренгу передовых наших колхозников и покажу примеры стахановского труда».
Первая мировая война изменила масштабы отхода крестьян на заработки за границу в меньшую сторону. В последующие годы бум трудовой эмиграции фактически прекратился.
Возвращение в родные края растянулось на десятилетия. Многие захотели переждать в Америке смутный период войн и революций. Были и такие, кто перед отъездом думал скопить больше денег, но последствия мирового финансового кризиса подстегнули вернуться домой.
«Блудных сыновей и дочерей» Советская власть принимала с распростёртыми объятиями, однако не забывала периодически проверять их. На родине релоканты в обязательном порядке заполняли анкету, где должны были указать своё происхождение / сословие, политические убеждения, род занятий до революции.
В 20-е – 30-е годы прошлого века Клинцовская милиция через свою агентуру вела «негласное наблюдение» за прибывшими из-за границы. В каждом из них видели как минимум потенциального шпиона.
Особое отношение к себе чувствовали и сами бывшие эмигранты. По этой причине они держали язык за зубами и широко не распространялись о заокеанском прошлом.
Между тем, в сельской среде персоны таких земляков обрастали легендами. Не раз приходилось слышать о зарытых богатствах местных «американцев». Теоритически такое было возможно, поскольку частным лицам ввоз долларов на территорию СССР не запрещался. Ограничения коснулись способа их продажи. Во избежание валютных операций на чёрном рынке, государство вынуждало сдавать иностранные деньги госбанку по невыгодному официальному курсу или же тратить их в магазинах Торгсина. За долларовую спекуляцию был риск очутиться в местах не столь отдалённых, а «лиц упорно уклоняющихся от сдачи валюты» при желании могли подвести под расстрел по ст. 59, п. 12 УК РСФСР.
Некоторые послабления действовали с 1922 по 1927 годы. В период НЭПа относительно безопасно стало конвертировать нажитое непосильным трудом в советскую серебряную монету. Эти деньги чаще всего находят в предвоенных кладах.
Вполне допустимо, что какая-то доля подобных деревенских «сокровищ» имеет «американский» след.
Вопреки устоявшемуся среди высших сословий мнению, что русские мужики ленивы, неопрятны, склонны к пьянству и преступлениям, по ту сторону Атлантики проявились лучшие качества сельского пролетариата. Современники трудовых эмигрантов отмечали их смелость, энергию, трудолюбие. Им сочувствовали и завидовали, ими восхищались.
© Павел Чирков
Благодарим исследователя Кирилла Шишигина за помощь в подготовке материала.
