Возможно, наш читатель удивится заголовку этой статьи. Казалось бы, как взаимосвязаны Владимир Высоцкий и город Клинцы? Известный факт – Высоцкий никогда не был в Клинцах. Да, действительно, физически в Клинцах его не было, а вот его дух, не говоря уже о его песнях, в Клинцах был точно. Своим творчеством он произвел неизгладимое впечатление на мировоззрение нескольких поколений клинчан.
Самое первое осознанное музыкальное воспоминания автора этих строк – это две кассеты песен Высоцкого, которые постоянно крутились в кассетном магнитофоне отца, причем они прослушивались настолько часто, что в возрасте 6-7 лет я знал все эти песни наизусть со всеми интонациями Высоцкого. Помню, что в начале кассеты была юмористическая песня «Диалог у телевизора» («Ой, Вань, гляди какие клоуны…»), а сразу за ней шла тяжелая и страшная «Банька по-белому», песня написана от имени вышедшего на свободу заключённого, многие годы проведшего в сталинских лагерях, которую я в силу возраста понять еще не мог.
В 1960х-80х годах в Клинцах, в небольшом провинциальном городе, жили и работали обычные люди, для которых Высоцкий стал не просто модным увлечением, а чем-то большим. Сегодня мы хотели бы опубликовать воспоминания и размышления о Высоцком и его творчестве бывшей работницы Клинцовского машиностроительного завода им.Калинина Валентины Анатольевны Пироговой, которая проработала на заводе более 30 лет технологом, а затем патентоведом. Она трижды была на спектаклях «Театра на Таганке» в Москве, видела «вживую» В.Высоцкого, позднее она специально ездила в Москву на Ваганьковское кладбище 25 июля 1982 года – в день второй годовщины его смерти.
Уход из жизни Высоцкого сильно повлиял на Валентину Анатольевну, и в 1982-84 годах она написала статью, в которой описала свои чувства и мысли не только относительно творчества Высоцкого, но и рассказала, как менялось восприятие Высоцкого её поколением – поколением детей войны. При этом она в своих суждениях иногда весьма сурова, возможно, она права, возможно, нет, не нам судить.
Эта рукопись ранее нигде не издавалась, она пролежала в столе много лет. Незадолго до ухода из жизни Валентина Анатольевна передала ее своей близкой подруге – Нине Павловне Рыбкиной, много лет возглавлявшей литературный кружок завода им.Калинина, а она передала её нам.
Отдельно хочется отметить грамотность и высокий культурный уровень автора статьи – В.А.Пироговой, её большой словарный запас, общую культуру письма. Прошло всего сорок лет, а стиль речи в обществе изменился.
Читая эту статью, имейте в виду, что автор писал ее в начале 80-х, и она не имела того огромного количества источников информации о жизни Высоцкого, которым обладаем мы сейчас благодаря сети интернет. Всю свою информацию она добывала по крохам из различных источников – газет, журналов, телевидения, по радиорепортажам «вражеских голосов», общаясь с другими интересными людьми.
Мы считаем своим долгом опубликовать эту статью, чтобы отдать дань уважения Владимиру Семёновичу Высоцкому и людям эпохи 60х-80х годов прошлого века, для которых он стал главным поэтом своего времени.
Михаил Воронков
Помню день, когда узнала о смерти Высоцкого – 29 июля 1980 года. Наш отдел был на сельхозработах. Кто-то услышал по «Голосу Америки» и сообщил.
-«Как жалко, как жалко», – только и смогла я сказать, а в душе надеялась, что это сплетня.
И всё же появилось ощущение, как будто что-то кончилось. Что? Трудно определить, но что-то наше, нашего поколения, весёлое, молодое, отдушина какая-то.
– «Будет скучно», – подумала я тогда.
А слух стал подтверждаться…
Кто-то сообщил, что похоронили Высоцкого на Ваганьковском кладбище.
В августе в газете «Советская Россия» появилась статья Аллы Демидовой «Таким запомнился». Она назвала Высоцкого поэтом. Это было впервые. И вообще, в статье для меня было много неожиданного и удивительного. Я даже копию сняла со статьи, попросила на машине «Эра».
Затем, в мае, просматривая новые журналы, нашла подборку стихов-песен Высоцкого в журнале «Дружба народов». Песни были напечатаны мелким шрифтом, умещались на одном листе. Читать их было необычно, даже странно…
В сентябре, когда я ездила в отпуск в Москву, сходила на Ваганьковское кладбище к могилам Высоцкого, Олега Даля, Есенина. Обилие цветов и толпа людей у могилы Высоцкого вызвало в душе не только удовлетворение, а даже какое-то злорадное чувство, мол, это наша могила и мы ее чтим.
* * *
Показ Высоцкого в телевизионной передаче «Кинопанорама» 25 декабря 1981 года меня потряс. Он пел шедевры, а в разговоре вроде оправдывался, мол, пусть слушают меня лишь любители и, если, мол, вам не бьет по барабанным перепонкам, то послушайте еще…
Худющий, лицо больное, глаза больные. Говорил, перемежая нотки гордости за свои песни виноватостью. Почему?
Эти двадцать лет он звучал в нашем быту, мы привыкли и почти не замечали. Даже мысли не было о том, что это же всё нужно было сделать.
В общем, много вопросов и много тоски. Нужно было срочно во всём разобраться.
Перед нами его судьба, как бы разобраться в ней? И хоть он и писал, что ненавидит сплетни в виде версий, пусть он извинит меня, ведь нужно понять, да и ощущается наша вина в его судьбе.
Итак, как мы его узнали? Под словом «мы» я подразумеваю большинство людей его возраста. В начале 60-х годов я услышала его песню про Вологду и попутчика. Я не помню, где и при каких обстоятельствах это было, а песня врезалась в память. Тогда по всей стране прокатились его песни и, как эхо: «Высоцкий, Высоцкий…».
Говорят, именно тогда он написал большинство своих песен с «околоворовской» тематикой, вроде той, что про Вологду и попутчика. Их еще называют «блатными». Но я их тогда не слышала, не довелось. Помню «Чудо-Юдо», «На нейтральной полосе цветы».
А откуда же «блатные»? Ведь нельзя же их написать просто так, по «игре ума». В конце 50-х – начале 60-х была такая кампания против хулиганов. Причем, зачастую за хулиганов принимали просто дерзких молодых людей, которые столкнувшись с тупостью и серостью милиционеров, начинали им грубить. А последствия этого были очень и очень строгими, даже была такая мера – выселять за 101-й километр от Москвы. Может быть и его коснулось что-то в этом роде, мог ведь он или его друзья подраться. В общем, какое-то потрясение, наверняка, было.
Песни его звучали с частных магнитофонов, в кампаниях молодежи, с самодельных пластинок, привезенных с юга. Как их записывали, я не знаю. Хотел ли Высоцкий, чтобы его записывали? Наверняка да, ведь он сам говорил: «Если не будет людей, которым поешь, тогда это будет как работа в корзину у писателя. Конечно, хочется, чтобы услышали».
Он стал известен, но неофициально, по неофициальным каналам. Его не запрещали, не клеймили, даже не критиковали, – просто не замечали. А ведь именно тогда заклеймили безобидные «Ландыши», «Мишка, Мишка, где твоя улыбка». А про него – молчок. И в этом первый парадокс его судьбы.
Видя Высоцкого на киноэкране, мы знакомились с ним, уже зная его: «А, это тот самый, что песни…» И были пристрастны к нему! Сейчас это странно, но это так. Мы его рассматривали слишком критически. Он чувствовал это. Ему нужно было, хоть убей, играть хорошо, чтобы «доказать» нам себя. И нужно было «ловить шанс» в своём актерском мире; шанс, наверняка, редкий при сложившейся репутации.
В этом тоже мне видится парадокс. И всё из-за песен!
В 1966-ом году на экраны вышли два фильма с участием Высоцкого: «Вертикаль» и «Я родом из детства». И в том, и в другом фильме звучали его песни. По содержанию они были, так сказать, вполне добропорядочными, пригодными для официального исполнения., ну и вообще, это были шедевры среди песенного моря, звучащего по радио.
Но почему-то только одна из этих песен – «Песня о друге» из кинофильма «Вертикаль» – стала исполняться по радио. Её даже исполнял профессиональный певец. Почему только одна? – Не знаю. Вот, есть концерты по заявкам. Наверняка, были заявки на эти песни, но их, кроме одной, не исполняли. Упорно, непробиваемо. И заявки прекратились, – это как в анекдоте о паюсной икре, которой нет в наших магазинах, потому что «нет спроса».
Почему мы не возмутились, не запротестовали? А как? Никто ведь не знает, да и своих проблем по горло, у нас был «самый возраст», то есть устройство жизни. Но ему-то от этого не было легче. А факт есть факт – мы оказались безучастными по отношению к нему…
Те, кто не принимал Высоцкого – его хриплый голос, откровенность до вызова – те правы. Но среди наших ровесников, таких и не было, может, какие-то исключения только. Так вот, мы – те, кто его любил – оказались безучастными. В этом тоже парадокс его судьбы, даже не парадокс, а удар. Он понял, что мы, для кого он писал, оказались равнодушными, хоть и доброжелательными.
Его актерская деятельность давала ему и славу, и почёт. Профессия актёра у нас престижна. Казалось бы, зачем писать песни? От них ведь одна морока. А он писал.
Он понимал еще и то, что такая его роль актера – автора – певца не имеет в нашей стране практики, поэтому и не знают, как к ней относиться. Это дело нужно было «пробивать». И он «пробивал». Сам определил вид своего творчества, назвав его «авторской песней» и горланил на всю страну, отметя страх и риск.
Высоцкий написал много песен-шедевров: «Он не вернулся из боя», «Мы вращаем Землю», «Сыновья уходят в бой», – это на военную тему. Им бы звучать рядом с «Темной ночью», «Землянкой».
А лирические его песни? «0-7», «Баллада о любви», «Дом хрустальный»? А «Погоня», «Москва-Одесса»? А шуточные? Это же прелесть!
Что он имел за эти шедевры? Аплодисменты во время концертов, смех и огоньки в глазах слушателей? Это – всё. А остальное из области неприятного.
Он не мог не писать песен. Он говорил на «Кинопанораме»: -«Если на две чаши весов, вот на одну, предположим, бросить всё, что я делаю, кроме песни авторской, кроме стихов – и деятельность мою и в театре, и в кино, и на радио, и на телевидении, и концерты, а на другую – только работу над песнями, мне кажется, что эта чаша перевесит, потому что песня всё время не даёт покоя, скребёт за душу и требует, чтобы ты выдал ее на белый лист бумаги и, конечно, в музыку…».
В этом был смысл его жизни.
А мы не оценили именно этого и остались перед ним виноваты. Единственное оправдание нам в том, что мы-то думали, что он еще будет и будет, ведь он был так молод.
* * *
В начале 1982 года вышел сборник стихотворений-песен Высоцкого «Нерв». Я узнала об этом из газеты «Книжное обозрение». Заводские книголюбы, его любители, заметались, «расставили сети» у продавщиц книжных магазинов. Куда там… Все сборники забрали «товарищи из Дома Советов», лишь один экземпляр ожидал своего хозяина в руках продавщицы, и она с большими предосторожностями дала снять копии.
Целью чтения было не знакомство с поэтом, а то, как выглядят стихи на бумаге. В некоторых песнях не понравилась разбивка на строки и строфы – и тут обжигала догадка: писали, видно, с голоса.
И еще была обидная для меня мысль – мой литературный вкус оказался ущербным, если я не смогла раньше оценить Высоцкого, как поэта. А ведь гордилась тем, что могла при чтении журналов отделить «хорошее» от «разного», найти шедевр. А у Высоцкого находила некоторую пошлинку и даже не задумывалась над тем, что его песни и есть поэзия. Правда, когда услышала в магазине его «Песню о Земле», то «пристыла» к месту, купила пластинку и переписала слова этой песни в книгу со своими любимыми стихами. Но даже и это не дало того толчка к тому, чтобы подумать о Высоцком как о поэте. Стыдно-то как…
Только сборник открыл глаза…
Всё это так странно. Вот и мы не смогли оценить своего поэта, а ведь все его знали. Презирали современников, к примеру, Лермонтова, а сами оказались хуже их. Что это, что? Закон человеческой глупости?
Предисловие к сборнику «Нерв», написанное Робертом Рождественским, было перепечатано в газете «Советская Россия». У него тоже сквозь восторженность стихами и самим Высоцким чувствовалась боль.
Затем в журналах «посыпались» статьи о Высоцком, написанные с таким сильным чувством, что без слёз невозможно было читать. Значит, и у этих «деятелей» совесть не спокойна.
Дошли до нас и рукописные материалы: стихи и речи на похоронах Высоцкого и на сороковинах. В них было много несообразностей от многократного переписывания, кое-где приходилось догадываться, некоторые места уточнялись после, когда доходил материал из другого источника.
Мои знакомые стали «извлекать» старые записи песен Высоцкого на плёнках, стали «доставать» плёнки с записями авторских вечеров Высоцкого, где он не только пел, но и много говорил. Я тоже стала всё это собирать. Иначе не могла…
Ты пел,
ты пел азартно, как никто,
обыденно и необычно.
Твой голос с хрипотцой стал нам таким привычным!
Какие ты слова найти умел!
Ты делал с нами, что хотел:
смешил, и волновал, и злил,
согласные тянул, что было сил.
Ну, кто ещё споёт нам так занятно? Кто?
Твой голос и сейчас поёт, поёт, поёт.
Ты так хотел допеть – и голос в дар оставил.
Но он уже не тот, не тот, не тот…
А, может, мы другими стали…
Горит,
горит и ноет, как нарыв,
любовь к тебе и память.
Что пусто без тебя – не только это ранит
неясная вина в нас говорит –
ведь допускали что-то, что вредит:
и скудоумие, и панибратство.
Не той ценой ценили мы твоё богатство
Вот и сейчас «на ты», но здесь, поверь, иное, – и до поры…
А ты нам это всё прощал, прощал, прощал,
А, может, и не замечал иль думал: лучше пОпросту
Ты искренно и щедро растачал
все золотые свои россыпи
Сказать?
Сказать, как дело обстоит
теперь, спустя два года?
Цветы тебе несут в любую непогоду
и, главное, о чём ты мог мечтать:
твои стихи пошли в печать!
Но строчки с голоса сдирать жестоко,
как и удел начать вне срока.
Хоть распечатать всё, о чём тобою пелось,
не скоро предстоит.
Но нам от этого не легче, нет, не легче.
Что – книга? Да и где достать?
Выходит, ты был прав, когда умел беспечно
стихи, как голубей, по свету выпускать…
В.А. Пирогова, 1982г. Клинцы
* * *
Один раз я видела Высоцкого на сцене.
22 декабря 1969 года, вечером, в Театре на Таганке – спектакль «Десять дней, которые потрясли мир». Это был один из трёх спектаклей, которые мне удалось тогда посмотреть на Таганке. Что я помню об этом спектакле и о Владимире Высоцком, участвующем в нём?
Сам спектакль мне не понравился агитбригадным стилем, низведением актера до уровня марионетки, вообще какой-то марионеточностью. Мне представляется, что такая механистичность требует шутливого отношения к себе, но всё было на полном серьезе.
Революционный антураж в фойе – солдаты с винтовками, листовки – показался мне дешёвыми приёмом.
То, как играл Высоцкий, меня очень удивило. Он играл с большим простодушием, прыгая и бегая по сцене, как заводной. Помню, он как-то с места вспрыгивал то ли на стул, то ли даже на стол без всяких поддержек, даже зло отмахнул рукой кого-то из актёров, кто хотел ему помочь.
Я тогда подумала: как это, мол, Высоцкий, такой пройдоха и «задавала» (по моим представлениям о нем, которые сложились из его песен и ролей в кино) может быть таким простаком. Была даже мысль о его придуривании. Но почему-то его «истовость» на меня подействовала, – он меня покорил. С него, наверное, семь потов сошло за спектакль.
После, при всяком удобном случае я вставляла в разговоре это моё мнение и защищала Высоцкого, когда на него «несли». Я говорила : – «А я видела его на сцене. Это прекрасный актер», а если кто-то, напротив, начинал его передо мной хвалить (это было очень редко), то я прерывала: «-Меня не нужно агитировать за Высоцкого, я его видела на сцене…».
Сохранила я программку этого спектакля и билет.
* * *
25 июля 1982 года, в воскресенье, я была в Москве.
Утром «оторвалась» от экскурсионной группы и поехала на Ваганьковское кладбище. Когда я туда добралась, было примерно полдвенадцатого. Народу на кладбище собралось очень много.
Сначала я увидела оцепление могилы Высоцкого милицией, ни с какой стороны не подойти. Потом разобралась – очередь стояла от бокового входа. Пошла в конец очереди – аж к мосту. В очереди стояли люди моего возраста и моложе, кое-кто с детьми. В очереди каждый второй – с цветами, каждый десятый – с магнитофоном. Таким образом, вся очередь слушала его песни. Кое-кто готовился преподнести красиво оформленные адреса (стоящий за мной мужчина вынул такой «адрес» перед входом и рассуждал со своей спутницей, как его вручить). Вся очередь – люди интеллигентные; стояли тихо, вполголоса иногда переговаривались, слушали песни.
Я стояла в очереди 1 час 40 минут (заметила по часам).
Могила была огорожена временными загородками, какими перегораживают иногда тротуары. Вся заставлена цветами. Пять больших черно-белых фотопортретов, лампадка.
Около могилы, не считая милиционеров, стояло человек пятнадцать. Они брали у подходящих в очереди цветы и «адреса», у цветов обрезали концы, снимали целлофан и ставили в банки около могилы.
Говорят, в прошлом году люди толкались в беспорядке, было нашествие какое-то. А в этом году всё предусмотрели: очередь, «культурно» так загороженная от проезжей части улицы колонной грузовиков с надписями: «Уборочная». Пожалуйста, мол, проходите, постойте, почтите память…
Его любители, выйдя из кладбища, не хотели уходить – шли в чахлый скверик через дорогу, собирались там кучками. Я тоже походила в этом скверике от кучки к кучке. В одной слушали песни, в другой – целый концерт Высоцкого, в третьей – перефотографировали его портреты (я видела много их; одну групповую, школьную; другую – с цыганским ансамблем где-то в квартире и еще много разных). В четвертой кучке какой-то мужчина с книгой стихов Высоцкого в руке читал лекцию о языке автора, в пятой – переписывали стихи, ему посвященные.
Всё это трогательно, но чувствуешь что-то унизительное для всех, какая-то «базарность» (базар рядом – можно сравнить). Почему его любители — вот так толкутся, «сторожаться» милиции? И милиция-то не запрещает ничего, ходит только, смотрит. Некоторые даже с магнитофонами, откуда тоже – Высоцкий.
Я после ещё походила по кладбищу. Там слышала реплики со стороны тех, кто поклонниками Высоцкого не был, а пришёл на кладбище по своим делам. Увидев столпотворение у его могилы, с насмешкой говорили: – «Ну, Володя! Что наделал!», «Вот это популярность!» и другое.
Интересно, что и для них он был как бы знаком, даже лично знаком. В общем, всё это надо было видеть…
Да, ещё…но, может быть мне это показалось: родственники у его могилы вглядывались в лица проходящих очень внимательно, как будто кого-то хотели не пропустить. А, может быть, были напряжены…
* * *
25, 26 и 27 января 1984 года, по радиостанции BBC из Лондона передавали интервью с Мариной Влади. Вопросы касались ее воспоминаний о Высоцком, которому 25 января исполнилось бы 46 лет.
Мне удалось записать на магнитофон это интервью, но не полностью, звук «уплыл». Назавтра я услышала окончание передачи. Когда Марине Влади задали вопрос об отношении Высоцкого к режиссеру Юрию Любимову, то она сказала, что своего режиссера Высоцкий любил, но в тоже время и побаивался его, как, скажем, сын боится своего строгого отца.
В конце интервью включили запись Высоцкого и перед тем, как запеть, Высоцкий сказал: -«Жене моей Марине, единственной, которую я любил». Из интервью можно было узнать, как познакомились, полюбили друг друга и поженились В.Высоцкий и М.Влади.
Я тоже кое-что помню, относящееся к этим событиям.
С октября 1969 года по март 1970 года я училась в Москве на курсах. Тогда по всей Москве ходили сплетни о Высоцком и Марине Влади. Помню, было всеобщее недоумение, как это такая «интересная» женщина вышла замуж за Высоцкого, этого «отпетого», чуть ли не хулигана, маленького и некрасивого. Почему-то всем казалось, что она его старше и выше ростом. Помню, что говорили о настоящем, т.е. официальном их браке с регистрацией в каком-то московском ЗАГСе. Помню еще разговоры о том, что Высоцкий обучает Марину Влади русскому языку всерьез, с учебниками. Учит ее не только говорить по-русски, но и писать.
Помню еще вот что: примерно в 1955 году на наших экранах появился французский фильм «Колдунья», снятый по повести Куприна «Олеся». В этом фильме главную роль играла Марина Влади.
Она была необыкновенно хороша в этом фильме и играла отлично. Помню, что она пела в этом фильме песню и наша молодежь эту песню заметила. А ее необычный облик – распущенные по плечам волосы (тогда так никто не носил) и полуоблегающее платье из какой-то дерюги – так подействовал на воображение, что некоторые наши девушки стали подражать Марине Влади. Их так и называли «колдуньями», критиковали в газетах и журналах.
Мода на длинные распущенные по плечам волосы, которая и до сих пор существует, пошла именно от Марины Влади.
Примерно в начале 60-х годов у нас шел фильм тоже с участием Марины Влади, название не помню. Там она показалась всем хоть и красивой женщиной, но утерявшей тот ореол, который был в «Колдунье».
А когда она приехала в Москву на съемки фильма «Сюжет для небольшого рассказа» (1967г.), то все ее почему-то уже считали «куклой», бесчувственной и бесталанной. Это я описываю мнение, бытовавшее в народе.
* * *
К портрету Владимира Высоцкого
Так вот что значит – жизнь Поэта!
Так вот что значит – сам Поэт!
Теперь и мы узнали это,
теперь и нам глядеть вослед.
Глядеть во след и не прощаться,
ловить его ответный взор,
но не поймать, как ни стараться,
пусть даже смотрит он в упор.
Пусть голос отовсюду слышен,
он не ответит на вопрос.
Нам долг платить ему срок вышел,
но раньше духу не нашлось.
Мы лишь теперь читаем строки
полёту песенному вслед,
влились в поэзию эпохи
они с магнитофонных лент.
Мы лишь теперь хотим пробиться
к тому, что не дошло на слух.
Да как же так могло случиться,
что раньше было недосуг?
Вглядитесь, взгляд его невесел,
вглядитесь, горечь из глубин,
а был он каждому известен,
а был он многими любим.
В.А. Пирогова, 1984г. Клинцы
Наше поколение, его можно образно назвать «дети Великой Отечественной войны», не оказалось пустым. И из него вышли талантливые люди. Самым известным из них в нашей стране был Высоцкий. Его знали все, считая «своим», не очень-то уважая. Когда он умер, «встрепенулись» буквально все. Издали сборник стихотворений. Это был настоящий памятник, Высоцкий бы его оценил. И именно благодаря этой книге он вырвался из решеток своей судьбы. Теперь его можно читать, размышлять и удивляться.
Я не принимаю того мнения, что, мол, таланты умирают рано, им так положено. Нет. Талант с возрастом меняется, но не исчезает. Он делается другим. Если бы Высоцкий жил до зрелого возраста, он мог бы создать такое, что нам и не снилось…
Я по Москве хожу часами
и всё ищу заветный сквер,
а нахожу его ночами,
а нахожу его во сне.
Я не помню, в каком точно месте,
на Таганке, а может на Пресне,
у Петровских ли ворот,
но молва о нём идет.
Говорят, там есть памятник скромный на вид, –
просто парень обычный с гитарой стоит.
Всем знаком, хоть на цоколе имени нет,
там одно только слово: Поэт.
Говорят, там есть рядом метро, и народ
по утрам и под вечер толпою идет,
и теряется парень средь этих лавин,
а потом остается один.
Самотёка и Каретный,
где найти мне сквер заветный?
Знает, может быть, Арбат,
он ведь был для всех, как брат.
Как мне хочется сквер поскорее найти
и в него наяву, словно в юность, войти.
Но найти не могу, даже стыдно сказать,
я Арбат не могу отыскать
Валентина Анатольевна Пирогова. 1982-1984гг.
Благодарим Центральную библиотеку Клинцов им. А.С. Пушкина и лично главного библиографа Светлану Шалаеву без помощи которой в наши руки не попали бы эти уникальные воспоминания. Благодарим Нину Павловну Рыбкину за сохраненные и подаренные проекту уникальные документы…
