1919 год. Клинцы уже год как были освобождены от кайзеровских оккупантов, однако на просторах молодой Советской республики в самом разгаре шла гражданская война. Посад на некоторое время оказался в прифронтовой зоне, с одной стороны которой наступали войска генерала Деникина, а с другой держали оборону красноармейцы. Заложниками этих обстоятельств, как всегда, пришлось быть обычным мирным гражданам.
Полностью остановилась значительная часть фабрик. Резко сократился объём торговли. Цены на продукты стремительно поднялись вверх. Все «прелести» военного коммунизма и продовольственной диктатуры обрушились как на рабочих и служащих, так и на крестьян.
В сложившейся обстановке сформировались тепличные условия для роста преступности. Животный принцип «кто сильнее, тот и прав» негласно заменил все законы. Логично, что абсолютное большинство людей не устраивала жизнь в таких условиях.
Парадокс заключался в том, что как с недовольными, так и с теми, кто извлекал из этой ситуации выгоду, в Клинцах и округе боролась одна и та же организация – Суражская уездная чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, шпионажем, бандитизмом, саботажем и преступлениям по должности.
И если с деятельностью шпионов, бандитов и саботажников более-менее понятно, то чётких критериев контрреволюционеров на тот момент не существовало. Иногда было достаточно одного неосторожного слова, чтобы пополнить ряды «врагов революции». Тут всё зависело от адекватности следователей местных ЧК.
С одним из таких дел, сохранившимся в ГАБО, мы хотим познакомить читателей.
Началось всё с того, что в декабре 1919 года житель посада Клинцы, рядовой служащий почтово-телеграфной конторы, Юша Пётр Григорьевич написал письмо своему родственнику.
« Дорогой племянник Пётр Лаврентьевич.
Первым делом спешу уведомить, что жив, здоров, взаимно чего от души желаю и вам… Очень извиняюсь, что так долго не писал, да отчасти обижался, что я раньше писал много раз, а от вас ответа не имел. Теперь могу поздравить со вновь возвратившимся царством большевизма. Право не знаю, как вам было при Деникине, и что больше приходится по нраву и желудку.
Со своей стороны могу сказать, что большевизм мне довольно известен, о Деникине судить не могу, что даже интересует… Прошу не откажите более подробно написать.
В октябре я предполагал приехать, но ввиду сложившихся обстоятельств войны остался на бобах – проел мой отпуск, теперь если установятся какие-либо подработки, то быть может, приеду к Рождеству, теперь определённо сказать ничего нельзя, бо не знаю, что будет завтра.
Всё бы хорошо и жить можно, но с одним голодом трудно совладать, а власти, как вам известно, ничего не предпринимают, а наоборот, жмут со всех сторон, аж пищат. Главно , хотя бы разрешили по почте посылать свободно, и то большая победа была, а то сами голодны, как собаки, и другим не дают… Я думаю, за такую власть мало найдутся дураков…
У нас здесь сейчас свирепствуют все болезни, всецело от недоедания…
Вообрази себе условия моей жизни. Жалование 2000 р. Семьи 4 человека, и одного 14 сентября похоронил Шурика… Хлеб 4000 руб. пуд. Мясо от 150 до 250 р. за фунт, сало 500р. фунт, дрова 1000 р. воз, крупа 100 р. фунт, картофель 500 р. пуд, соль 250 р. фунт, яйца 150 р. 10 штук и т. д.
Вот тут хоть волком вой, как хочешь, живи, а просить не смейте, иначе сочтут контрреволюционером и к стенке могут предложить. Сейчас семья почти вся больная, я на службу уже 2 недели не хожу, ухаживаю за больными, топлю печку и добываю крошками продукты, лишь бы не пропасть с голоду, только и заботы, как голодный волк рыщет в лесу, чтобы пожрать и детей накормить. Но сам не так, а больше стараешься для невинных… они ничего не знают, требуют дай и никаких вер не признают – это своего рода анархисты.
От таких условий жизни у самого здоровье пошатнулось, но пока жив, надеясь на что-то будущее – лучшее. Дорогой Пётр, буду тебя просить, не откажи прислать посылку, хоть печёного хлеба и кусочек сала. Пусть дети хоть раз на праздниках Рождества Христова покушают и помянут добрых благодетелей, а я сам при первом случае поблагодарю. Попробуй поговорить с начальником почты в Тулиголове, может с помощью его и ещё что можно. Я писал, и он мне обещал. Я помню вашу прежнюю добродетель, за которую ещё считаю себя в долгу перед вами.
Нижайший привет всем живым – старым и малым. Пиши подробно – буду очень рад. От Семёна не получаю почту уже 7 месяцев. Будь здоров.
Остаюсь твой дядя
Голодный Буржуй Пётр».
По указанному на конверте адресу письмо так и не дошло, а оказалось на столе Глуховского секретного подотдела Уревкома. Там, видимо, не понравились нелестные отзывы о советской власти. В Глухове решили разобраться с автором «крамолы» и направили в Клинцы соответствующую бумагу, где просили найти и провести расследование в отношении Петра Юша.
27 января 1920 года Суражская Уездная Чрезвычайная Комиссия, находившаяся в то время в посаде Клинцы, открыла дело под № 54 «по обвинению сотрудника Клинцовской почт-телеграфной конторы Петра Григорьевича Юша в сообщении на письме сведений контр-революционного характера».
Кем же в действительности был этот Юша? Неужели Пётр Григорьевич «не щадя живота своего» боролся с властью большевиков? Может быть, не напрасно боялись в Глуховском уездном ревкоме слов голодного жителя посада Клинцы?
В материалах дела указано, что Юша П.Г. родился 23 августа 1880 года в крестьянской семье. Окончил городское училище. С 16-ти лет работал приказчиком при обществе потребителей Шосткинского порохового завода. В 1910 году переехал в Клинцы и устроился на службу почтальоном. Особых богатств не нажил, довольствовался тем, что имел. Женился и растил троих детей. Скромной зарплаты почтового работника едва хватало, чтобы прокормить семью. Состоял в Комитете почтовых служащих. Не судим. Не привлекался. Проживал по адресу: п. Клинцы, ул. Садовая, д. № 37.
Комиссар клинцовской почты Василий Алексеевич Давидович свидетельствовал: «Юша – человек бедный. По службе аккуратен, саботажа или манкирования обязанностями замечено не было». Контрреволюционных действий или отзывов с его стороны не наблюдалось. Одним словом – пролетарий.
На наш взгляд, письмо Юша отражает основную проблему большей части жителей Клинцов. Высокие цены на продовольствие, ничтожные зарплаты, а то и вовсе отсутствие работы – вот что больше всего волновало в голодном 1919 году.
Это почувствовали на себе и местные сотрудники ЧК. На основании приказа № 200 от 3 ноября 1919 года оклад следователей УЧК 1 категории составлял 3600 рублей. А курьеры в той же организации должны были получать 2200 рублей. Учитывая стоимость продуктов в Клинцах, такое жалование не на много больше, чем зарплата Петра Юша.
Сохранилось заявление сотрудников Суражского УЧК К. Улезко и А. Незлобиной, датированное январём 1920 года.
« Убедительно просим зачислить нас на паёк при Учека, т.к. существование на получаемое нами содержание при теперешней дороговизне на рынке – прямо не возможно».
Но вернёмся к делу Юша. Следствие так и не нашло компромата на простого служащего почтовой конторы. Показаний из него никто не выбивал. Правда, объяснительную на всякий случай написать заставили. Может быть, от страха или под давлением сотрудника Чека П. Швеца, который проводил допрос, Пётр Григорьевич с некоторыми оговорками признал вину.
«Сознаю, что поступок мой глупый, что это составляет вину перед властью пролетариата, но заблуждение моё состоялось под создавшимися тяжёлыми обстоятельствами».
А действительно ли была вина? Даже следователь Суражской чрезвычайки расценивал письмо Юша всего лишь как иронию в адрес советской власти.
В результате, спустя 21 день с момента открытия дела беднягу почтальона полностью оправдали. На заседании Суражской УЧК под председательством А.О. Варенко было принято решение: «гражданина Петра Григорьева Юша наказанию не подвергать, и дело прекратить».
Ещё раз хочется напомнить, что к 1920 году в законодательстве молодого советского государства не существовало чёткого определения контрреволюционной деятельности. Каждый трактовал его по-своему. И тут надо отдать должное клинцовским чекистам, которые на тот момент беспристрастно отнеслись к делу Юша.
До печально известного 37 года оставалось 17 лет…
© Павел Чирков
