В 1933 году местный Труд взбодрил клинцовскую общественность очередным «шедевром» журналистики. «Мы обладатели ценнейших богатств, но часто проходим мимо них и не замечаем, как мы богаты», – уверял жителей города и района некто под псевдонимом Е. Р. .
Не то чтобы внезапно в карманах клинчан обнаружились огромные деньжищи, конечно же, нет. Люди с большим капиталом в эпоху индустриализации, скажем так, не приветствовались и вызывали подозрения. Имелось ввиду исключительно богатство коллективное.
Мы постараемся раскрыть тайну этих «сокровищ» и рассказать, откуда они происходили.
Но сперва ещё немного процитируем статью из Труда, с момента публикации которой минуло девяносто лет.
«Возьмём лес. Нельзя сказать, чтобы Клинцовский район был особенно богат лесами, но эти леса мы не научились использовать правильно. Лес таит в себе немало пушного зверя. Лиса, белка, да и мало ли других животных, шкурки которых идут на экспорт, обращаются в червонное золото, дают нам валюту, дают новые Днепрострои, Магнитострои и других гигантов».
В 30е годы ХХ века пушнина была одним из главных источников пополнения бюджета страны. По объёму экспорта этой продукции Советская республика далеко обогнала своего предшественника – Российскую империю.
На мех диких животных большевики положили глаз ещё в 1919 году. Тогда же была введена государственная монополия на скупку пушнины. Закон гласил: «… вся пушнина в сыром, выделанном и окрашенном виде, в шкурах и мехах, имеющаяся на складах на территории РСФСР в настоящее время, а равно и та, которая будет добываться впредь, продаётся и заготавливается по твёрдым ценам исключительно государством».
6 сентября 1921 года Ленин подписал Декрет «О порядке заготовки пушнины». Согласно документу, было сформировано Бюро по заготовке пушнины, которое решало, шкурки каких животных и в каком объёме требовались на нужды государства.
С 1931 года вопросом экспорта отечественной меховой продукции занимался Всесоюзный пушной синдикат, чуть позже преобразованный в объединение Союзпушнина. В Клинцах заготпункты Союзпушнины открылись на Колхозном рынке по ул. Свердлова и на старом рынке около ул. Советской.
Среди зарубежных покупателей, как правило, ценился мех из Сибири и северных районов страны. Средняя полоса России не могла конкурировать с ними ни по количеству, ни по качеству добываемого сырья. Но всё же были в наших краях такие позиции товара, которые очаровали модниц и в Советском Союзе, и за границей.
Давайте вернёмся к публикации городского печатного органа.
«Зверь не только в лесу. Он и в земле. Много ли мы слышали о кроте? А это маленькое животное даёт ценнейший мех. Крот приносит немало вреда нашим полям, и ловля его приносит двойную прибыль: мы обретаем наш урожай, мы создаём новые ценности в виде экспортной пушнины».
Как ни странно, в 30е годы прошлого столетия крот занимал лидирующие позиции в экспорте пушнины. План сдачи этого насекомоядного на 1932 год предусматривал 16,5 миллионов шкурок. В 1935 г. его добыча уже достигла 31 миллиона.
На Клинцовский район в четвёртом квартале 1933 г. легли обязательства по заготовкам крота в количестве 9500 штук. Для выполнения плана мобилизовали не только взрослое население, но и учеников школ.
Охота на крота, судя по всему, была в диковинку для клинчан, поэтому начинающим «промысловикам» безвозмездно выдавали «орудия ловли» и проводили «полный инструктаж».
За меховые трофеи причиталось вознаграждение. За шкурку 1 сорта давали 60 копеек, второй сорт оценивали в 45 копеек. Кроме того, охотники имели возможность приобрести «различные дефицитные товары».
В кротовьей ловле задавали тон сельские жители. Председатель сельсовета при колхозе «Красный доброволец» (с. Великая Топаль) товарищ Шелемех сколотил целую охотничью бригаду. И ещё около 30 селян вызвались сотрудничать с обществом Союзпушнина.
Удачливыми охотниками можно назвать Исака Авраменко и Марка Степаненко из деревни Гастёнка, которые за несколько месяцев изловили 500 кротов, благодаря чему, успели разбогатеть на 250 рублей.
Однако многие колхозники вскоре бросили эту затею, поставив план заготовки меха под угрозу срыва. Отказников приравнивали чуть ли не к пособникам классового врага.
«У нас есть отдельные охотники, которые, поддавшись кулацкому влиянию, не хотят заключать договора с Союзпушниной. Например, в Унече охотники Пётр Толкачёв и Николаенко отказались от договоров».
Только «кулацкое влияние» здесь было абсолютно ни при чём. Сезон охоты на крота совпадал с проведением сельскохозяйственных работ. Крестьянин стоял перед выбором: или огородом заниматься, или кротов ловить. Труженики отдавали предпочтение первому варианту. Поэтому впоследствии к заготовкам активно привлекали пионерию и комсомол. Бригады молодых промысловиков действовали в колхозах: им. Ленина, Красный Чахов, Ягодка, Знание, Охотник, Победитель, Красный Доброволец.
Спрос на необычный мех увеличивался с каждым годом. Вслед за иностранными потребителями тренд на шубки из крота распространился и в СССР.
Чтобы убедиться в этом, достаточно заглянуть в каталог изделий Ленинградской меховой фабрики Рот Фронт на 1936 -1937 годы.
Стоимость подобных нарядов не каждому была по карману. Для тех, кто не мог выложить кругленькую сумму за экзотического крота, лёгкая промышленность СССР предлагала более демократичные виды меха.
Не кротом единым довольствовались пункты заготовки в Клинцах. Горожанам настоятельно рекомендовали обратить внимание и на другую живность.
«Пушнина есть и на наших дворах: собака, кошка… Пушнина сидит в подвалах и погребах: крыса. Этот грызун уничтожает немало хлеба, картофеля и других продуктов, немало портит вещей. Надо усилить его ловлю».
В умелых руках безродные «Тузики» и «Барсики» превращались в белок и морских котиков или же в «мексиканских тушканов» и «шанхайских барсов». Как говорил булгаковский персонаж Полиграф Полиграфович Шариков про участь выловленных им котов: «На пОльты пойдут». А героиня романа Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» Эллочка Щукина с помощью «платья, отороченного собакой» пыталась подражать «заносчивой Вандербильдихе» – дочери американского миллиардера Вандербильда.
Часто такой мех использовали на опушку или в качестве материала для воротников. Даже незначительная деталь одежды, выполненная из шкуры «загадочного» зверька, в представлении людей с невысоким достатком выглядела, как элемент роскоши. В конце концов, неискушенному пролетариату было трудно отличить норку от крашеной крысы или кота. Мех, он и в Африке мех.
За три последних месяца 1933 года перед жителями нашего города и района стояла задача сдать государству 350 амбарных крыс, 1020 собак и 1100 кошек.
Понятно, что не все были готовы так просто расстаться со своими домашними питомцами, но для маргинальных элементов соблазн имелся. За каждую «Мурку» платили от 90 коп. до 1руб. 60 коп. в зависимости от цвета. Да и Москва наседала план выполнить. Против начальников ведь не попрёшь. Ради такого можно и четвероногим другом пожертвовать. Жалко своего? Сгодится соседский.
Шкурный заработок чуть было не обернулся настоящей катастрофой. Например, в некоторых городах Ленинградской области после заготовительной кампании почти не осталось кошек. Советская пресса по этому поводу забила тревогу:
«Обыватель боится за судьбу своих кошек и водит их гулять на верёвочке…»,
«Достать и уберечь кошку стало крайне трудно».
К счастью, подобные казусы в Клинцах не зафиксированы. По крайней мере, у нас нет таких данных, и в местной печати они не встречаются.
Охота на домашних животных и грызунов была всего лишь мимолётным эпизодом в истории нашего города. Факты указывают на то, что граждане в основной своей массе отдавали предпочтение более привычным методам заготовки пушнины. Кроме того, в 30е годы Клинцы переживали настоящий бум кролиководства. Вскоре шумиха вокруг нетрадиционной добычи меха поутихла и практически сошла на нет во второй половине ХХ века.
© Павел Чирков
