Любимое имение
Клинцовские фабриканты в начале XX века обладали большим количеством загородных имений. Активно вкладывал капиталы не только в городскую недвижимость, но и в загородные владения хозяин Глуховской фабрики Георгий Константинович Сапожков. “Березовка”, “Борки”, “Обруб”, “Ипутск” и “Вьюнки” формировали пухлый портфель загородных активов успешного клинцовского фабриканта. На привычные нам по литературе и фильмам помещичьи усадьбы с вычурными особняками, парками и прудами они мало походили. Жил Георгий Константинович со своей семьей в Клинцах, а во время визитов в свои владения останавливался в обычных деревянных хатах, где как правило обитали управляющие имений. Больше остальных владений Сапожкову нравились “Вьюнки”. Именно здесь были его излюбленные места охоты. Несколько квадратных километров земли, примыкающие к усадьбе, служили для удовлетворения его охотничьей страсти.
Периметр приобретенных земель он обозначил охотничьей тропой, в мокрых местах подсыпал земли, срубил кустарник, чтобы проходили колёса двуколки, запряженной лошадкой. Ее не нужно было понукать, она знала, куда везти хозяина. Лошадь Сапожкова можно было назвать охотничьей, наравне с собакой. Она не боялась выстрела из ружья, наизусть знала все изгибы охотничьей тропы и не могла сбиться с пути. Хозяин шутя понукал ее словом «пильнуй», обычно такую команду дают собаке, когда она делает стойку на дичь. Лошадиная сбруя была подогнана так, что не издавала ни скрипа, ни звяка, а смазанные рессоры и оси колес – ни стука, ни скрежета. Колёса дрожек были на резиновом ходу. Всё было приспособлено для бесшумного перемещения по лесу.
Впереди на дрожках восседал двухцветный пойнтер с рельефным мышечным торсом. Он занимал место впередсмотрящего и гордо поглядывал по сторонам.
Подробности Сапожковской охоты поведал Р.И. Перекрестову его тесть – Григорий Давидович, а тому в свою очередь – охотник, Франк Прокопович Поржис, которого Сапожков привечал как неистощимого балагура и весельчака.
Охотничья тропа начиналась за хутором Вьюнки, где заканчивался заболоченный лес. От Суражской дороги она уходила на север, в сторону реки Унеча. Выезжая на охоту, хозяин, лошадь и пёс одинаково испытывали сладостное предчувствие предстоящих приключений. Тропа долго взбиралась на широкий пологий холм. Слева и справа стояли редкие раскидистые ракиты, всё пространство между ними было покрыто травой, в которой прятались куропатки. Пса переполняли волны нетерпения, он скулил по-щенячьи, перебирал передними лапами и с укоризной поглядывала на хозяина. Тогда хозяин отпускал собаку на волю побегать, поразмяться: дорога предстояла дальняя.
Ближе к вершине холма поле заканчивалось, начинался «Сеяный лес», его посадил Сапожков на месте вырубки. В зарослях молодого сосняка скрывались лисьи норы. В конце затяжного спуска, у подножия холма, хвойный лес резко сменялся лиственными деревьями и кустарниками, за которыми начинался бескрайний заливной луг. Здесь, на стыке двух стихий, леса и реки, была северная граница Сапожковских владений. Заливной луг Георгию Константиновичу не принадлежал.
Нередко Сапожков охотился не сходя с дрожек. Если взлетала утка – некогда было спешиваться, и он стрелял сидя или стоя в дрожках. Лошадь при звуке ружейного выстрела даже не вздрагивала, можно было не опасаться быть опрокинутым навзничь. Пойнтеру приходилось, к его огорчению, шарить по кустам в поисках подранков, а не выслеживать дичь.
Но чаще клинцовский купец оставлял лошадь на тропе, а сам уходил вперёд. Тогда четвероногий друг метался между кустами по чепыжнику, искал и выгонял дичь на охотника. После удачного выстрела Сапожков свистом подзывал лошадь и уже без остановки завершал объезд своих владений. Больше одной убитой дичи, он с охоты не привозил: таким было его правило.
Тропа Сапожкова после криницы сворачивала на запад и взбиралась к очередной вершине холма, поросшего старым сосновым лесом. Не доезжая деревни Чемерна, Сапожков сворачивал на Старую Смолевицкую дорогу. Дорога вправо, на север, вела через пойменные луга и через реку Унеча к селу Смолевичи. А влево – к деревне Стодолы и далее на Стародуб. Спуск к речке Чемернянке был затяжным и довольно крутым, местами колеса дрожек вязли в песке. Холм в целом был древней и необъятной песчаной дюной, нанесенной сильными ветрами неведомо в какую эру и в какую эпоху.
У брода практически завершалось обозрение охотничьих владений. За речкой лошадь сворачивала со Смолевицкой дороги влево, на восток, и по заболоченной и кочковатой пойме Чемернянки, а затем через еловые заросли Токаревского леса вывозила хозяина к озеру Вьюнки.
Охотник Афанасий Михайлович, уже не молодой человек, любитель «побрехать», а уж врал он мастерски и всякий раз по разному, вспоминал в 30-е годы прошлого века такую забавную историю.
“Кончил я как-то работу, – рассказывал Афанасий Михайлович. – Иду, а Сапожок, фабрикант наш, сидит коло свово дома в одном жилете и платочком обмахивается. Жара – дышать нечем. Я подошел, говорю:
– Здрасьте, Георгий Константинович!
– Аа-а. Здорово, Афанасий Михайлович! Ну, как живешь?
– Хорошо, Георгий Константинович.
– Как жена?
– Слава Богу! Что бабе сделается.
– Ну, а какой сегодня день, Афанасий Михайлович?
– Суббота.
– А ты что? … Забыл?
Боже мой! Что я утворил? Я-то каждую субботу по десяточку куропаток к столу хозяина поставляю. А на сей-то раз, видать, нечистый попутал, запамятовал.
– Ну, прости меня, Георгий Константинович!
– Ай-яй-яй, Афанасий Михайлович! – покачал головой Сапожок, обтерся салфеткой, взял другую, чистую, побольше, и снова стал обмахиваться ею.
– Георгий Константинович, всё сделаю, всё сделаю, сию минуту! Который час?
Сапожок прекратил обмахиваться, пошарил рукой по животу и вынул из жилета золотые часы, открыл крышку, посмотрел и говорит:
– Четыре часа, Афоня. Когда ж ты успеешь?
– Всё, всё будет в порядке, Георгий Константинович. Я сейчас, сию минуту.
Прибежал домой. А мне до деревни, братец ты мой, без малого 12 верст ходу. И уже вечереет. Хорошо, я знаю, где куропатки водятся. Зарядил ружжо, схватил кошель побольше, выскочил из дома. Только выбежал на луг, а куропатки в траве уже поджидают. Я – стук! Стук-стук! Стук-стук-стук-стук! Двенадцать штук настрелял. Десять самых лучших выбрал и бегом в Клинцы. Подхожу, а Сапожок еще сидит на крылечке, платочком обмахивается и пот с лица утирает.
– Ну что ж ты, Афанасий Михайлович, не подойдешь, не извинишься. Сказал бы, что не могу, я бы на тебя и не надеялся.
– Георгий Константинович, да я ж, как сказал, так слово сдержал. Принес уже.
– Не может быть!
– Да вот! Смотрите! – и раскрыл кошель.
Сапожок подозвал меня поближе, взял несколько куропаток, поднял на свет, потряс ими и бросил дичь обратно в кошель.
– Ай, да Афанасий Михайлович! Никогда бы не подумал, что ты так быстро обернешься.
Тут подбежали дети, стали заглядывать в кошель, а Сапожок полез в жилет, вынул золотую пятерку и положил в мою ладонь.
– Во-первых, – говорит, – вот тебе за труды. А, во-вторых, – говорит, – неси кошель на второй этаж, там поварихе Насте отдай. Скажи, чтоб с того графинчика, она знает, тебе стакан налила.
Понес я кошель, дорожка мне знакомая, не раз куропаток с охоты приносил. Почитай меня давно за свово у Сапожковых принимают. Иду, а золотой в кулак зажал. Только зашел на второй этаж, гляжу…! А у нас тут Васька Лопатенский дровосек чернобороденький – ворюга от комля, навстречу мне спускается и узел тащит.
Я это к нему:
– Ты чаво несешь, ворюга?
– А якое твоё дело?
– Як это, якое моё дело? Ты украл чевой-та, а!
– А якое твоё дело?
Я его за грудину, и потащил к балкону. А он мяне як даст коленом у ятры. У меня аж в очах потемнело, и золотой куда-то укатился. Ах ты ж, думаю, гад. Ухапив его покрепче за грудки, подтянул к балкону и як дав яму под бороду. Ён со второго этажа и вылетел головой вниз, прямо на мостовую. Так счастье мое, что снег глубокий был. А то б из-за дурака на каторгу пошел».
Имения Сапожкова приносили ему не только всяческие удовольствия, но и материальные блага. Архивные документы сохранили аккуратные ведомости всевозможных продуктов питания, которые поставлялись к столу Георгия Константиновича: от мяса и муки до фруктов, орехов и меда. Глуховская фабрика получала для своих нужд строительные материалы, деревянные жерди, валики, бруски, дрова, лошадей, сено и солому. Покупка имений, как мы видим, имела и чисто практическую необходимость. Зарабатывал хозяин на своих владениях и живые деньги, продавая жителям деревень в округе возможность заготавливать сено на его землях. В какой-то момент Георгия Константиновича посетила мысль превратить имение “Вьюнки” в нечто необыкновенное – шикарную виллу, которая впечатляла бы гостей и родственников заморскими деревьями ботанического Сада и чарующими видами с верхней площадки дворцовой башни. В своей идее и ее воплощении Георгий Сапожков без сомнений не только переплюнул всех помещиков Черниговской губернии, но и перещеголял многих вельмож Российской Империи.
Так кто же хозяин “Вьюнки”?
На информационных стендах перед главным зданием санатория “Вьюнки” красуется краткая история этого места. Хозяином значится Дмитрий Сапожков. Сейчас сложно установить от кого или откуда пошла эта дезинформация, но она настолько прочно вошла в обиход, что практически все краеведческие или информационные статьи и материалы тиражируют имя Дмитрия Сапожкова как устроителя замка в имении “Вьюнки”. Подхвачена эта ошибка и растиражирована в книгах и документах известного брянского архитектора Василия Николаевича Городкова. Многие сочли, что уж именитому человеку не свойственно ошибаться, но как говорится и на старуху бывает проруха. Что касается Дмитрия Сапожкова – хозяина Троицкой фабрики, то смеем вас уверить, что он не имел совершенно никакого отношения к имению “Вьюнки”, разве что был родственником, дядей Георгия Константиновича Сапожкова, который и являлся единственным хозяином усадьбы и всего, что там было построено. Умер Дмитрий Никифорович Сапожков в 1906 г. в возрасте 71 года, задолго до начала строительства усадьбы «Вьюнки».
Надеемся, что справедливость восторжествует и подлинное имя устроителя Вьюнковских красот вернется не только на информационные стенды, но и в историю города.
Когда началось строительство «Вьюнки»?
Точных сведений, в каком году началось и завершилось строительство дворца, озера и Сада, мы пока не обнаружили. В одних публикациях говорится, что строительство завершилось в 1910 г. В других уверяют, что строительство началось в 1910 г. и закончилось в 1912 г. Никто свои утверждения не обосновывает подлинными документами. Краевед В. Денисов, занимавшийся в 1980-е годы историей усадьбы Г.К. Сапожкова «Вьюнки», опросил старожилов и пришел к выводу, что «Точной даты освоения участка Вьюнка никто из местных жителей не помнит» (В. Денисов «Здесь дом и сад видений полны…» // Клинцовская газета «Труд» № 56 от 6.04. 1991 г.).
Строительством загородного дворца руководил Александр Яковлевич Соловьев, первый клинцовский Герой Труда, о котором мы вам рассказывали. Его биография проливает некоторый свет на поднятый нами вопрос.
В послужном списке А.Я. Соловьева сказано, что он состоял в должности «Техника-Строителя с 1908 по 1910 г.», а «Главным Механиком с 1914 по 14 ноября 1924 г.». Таким образом выходит, что строительство дворцового комплекса велось с 1908 г. и завершилось в 1910 г. или же между 1910 и 1914 г., поскольку в документе не сказано, какую должность занимал А.Я. Соловьев между 1910 и 1914 годом.
Однако следует вспомнить текст приветствия, подписанный Азбелем, Гуревич и В. Тихоновым, в котором говорится об успешно сданном «экзамене на техника-строителя» в 1913 г. после которого Соловьев получил «право производства гражданских построек».
И ещё, в 1922 г. в клинцовской газете «Труд» была опубликована статья, посвященная успехам А.Я. Соловьева в социалистическом строительстве. Журналист сообщает о несчастном случае: «В 1913 г. Соловьев получил травму, котел при ремонте придавил ему грудь, что заставило его три года уделять много внимания восстановлению здоровья. Но и за это время тов. Соловьёв, получив Сапожкова имение «Вьюнка», создал из пустынной местности благоустроенное имение…».
Из публикации следует, что А.Я. Соловьев приступил к строительству «Вьюнки» вскоре после травмы, то есть, в 1913 г.
Корреспондент писал, что Соловьев «создал из пустынной местности благоустроенное имение, руководил и осушкой болота, и копкой пруда и постройкой стильного особняка и прочих строений». Следовательно, А.Я. Соловьев строил имение «с нуля» и в течение трёх лет «восстанавливал здоровье».
Из известных публикаций статья в газете 1922 года на настоящий момент по времени находится ближе всех к началу строительства «Вьюнки» (около 10 лет), поэтому сведения, напечатанные в клинцовской периодике, следует считать более достоверными.
Эрнст Петрович Шведков, внук Андрея Исидоровича Рытика, служившего садоводом у Г.К. Сапожкова и дружившего с А.Я. Соловьевым, рассказал, что, согласно семейному преданию, Соловьев действительно строил усадьбу Г.К. Сапожкова. Годы начала и окончания строительства «Вьюнки» никто из родственников не называл. Но то, что Соловьев строил «Вьюнки» после производственной травмы – эту последовательность событий семейное предание сохранило. Таким образом, косвенные данные свидетельствуют, что строительство усадьбы Сапожкова началось в 1913 г.
Надо полагать, что «экзамен на право производства гражданских построек» и производственная травма Соловьева случились зимой, в первые месяцы 1913 года, потому что все строительные работы в те годы начинались весной и заканчивались поздней осенью, с перерывом на зимние месяцы.
Соловьев был в расцвете сил, когда получил травму грудной клетки и, возможно, контузию головы. В момент травмы он испытал такое физическое перенапряжение, что у него лопнули барабанные перепонки и он лишился слуха на одно ухо, а на другое ухо слух частично восстановился. После лечения в клинцовской больнице всех фабрикантов Сапожков предложил Соловьеву более легкую работу – присматривать за ходом строительства дворца в пригороде и за благоустройством дачной усадьбы. Пребывание на свежем воздухе, хорошее питание и обязательный дневной сон оказали целебное действие. Александр Яковлевич пошел на поправку, к нему вернулась прежняя работоспособность и физическая выносливость. Но на всю жизнь сохранилась глухота на одно ухо, а в пожилом возрасте глухота на оба уха.
Владислав Савельевич Медведев вспоминал: «Дед Саша – Александр Яковлевич Соловьёв, и мой дед по матери – Александр Павлович Грачёв были много лет (до отъезда деда в Москву) друзьями. И я, будучи школьником, много раз приходил в гости к дедушке Саше и бабушке Полине на ул. Вокзальную, где у них был дом, хороший сад и красивый (почти Поленовский) пруд. Дед Саша громко (он был глухой, слушал через трубку) встречал меня восклицанием: “Грачёнок пришёл!”. И отпускал только с яблоками. Познания он имел в разных областях техники необыкновенные, слушать его было интересно…».
Клинцовская газета в 1922 г. писала: «Здоровье тов. Соловьева страдает недочетами. На правое ухо он страдает глухотой. Но благодаря изобретательности он нашел выход из этой беды. Если надо обследовать ход машины, тов. Соловьев берет в зубы кусок железа (ключ всегда в его кармане) и через него прислушивается к стуку машины. Зубы, говорит он, уже привыкли передавать звуки, которые определяют состояние машины».
История строительства усадьбы «Вьюнки».
Место для усадьбы Георгий Константинович Сапожков выбрал на болоте к северу от посада Клинцы по Суражской дороге за мостом через речку Чемернянку, слева от дороги. В речку, чуть ниже по течению справа, со стороны хутора Вьюнки впадал ручей, пересыхавший летом. Место вокруг и вниз по течению реки было низким, заболоченным, весной его покрывали талые воды.
После схода талых вод по обоим берегам речки Чемернянки обнажались заливные луга и кочковатое торфяное болото, по которому между полянами брусничника и клюквенника расхаживали длинноногие аисты (буселы), выхватывая из травяных джунглей хладнокровных лягушек, тритонов и аксолотлей; ползали ужи, любители головастиков и мелких лягушек; в зарослях рогоза и тростника гнездились утки. По вечерам в тёплых болотных испарениях комары устраивали «половецкие пляски», сопровождая их воинственным писком в диапазоне частот ноты Си верхней октавы. Комарам, в диапазоне первой октавы, вторили лягушки, пожиратели кровожадных комаров. В сухие летние месяцы прибрежные торфяники выжимали из себя последние капли влаги, чтобы отдать его обезвоженной реке, а ручьи, питающие речку, пересыхали. Но в яминах со стоячей водой вдоль русла ручья, оставалась живая рыба – вьюнки. Эта рыбешка без плавников, без чешуи, покрытая кожей и слизью, дремала, зарывшись в придонный ил. Ребятня, раздетая до нага, топталась ногами в этих грязных яминах, выгоняя со дна дремлющую рыбу. Вьюны метались между ног, попадали в корзины ловцов и оказывались на берегу. Ежегодно в засуху деревенские подростки приходили сюда «по вьюнки», поэтому и ручей назывался «Вьюнки». Тысячи лет в этом болотно-речном царстве сохранялось биологическое равновесие, пока здесь не появился Георгий Сапожков.
Тихон Михайлович Шурша вспоминал: «Сапожков купил участок у помещика Бороздны. Пригласил из Италии архитектора. Получив за проект здания плату, убыл на родину. А строительством руководил Соловьев» (В. Денисов «Здесь дом и сад видений полны…» // Клинцовская газета «Труд» № 56 от 6.04. 1991 г.)
“Тихон Михайлович Шурша – уроженец села Мельяковка. В молодые годы работал механиком в одном из первых в России отрядов авиаторов. Затем работал у фабриканта Г.К. Сапожкова, обслуживал паровой двигатель, приводивший в движение динамо-машину, вырабатывавшую электричество для освещения здания дворца и самого Сада «Вьюнки» со всеми вспомогательными сооружениями, чем занимался и после революции”.
Информация об итальянском архитекторе стала еще одним мифом в истории “Вьюнки”, однако не стоит ее принимать за “чистую монету”. Документально не подтверждено авторство проекта и, как нам кажется, итальянцу оно приписано голословно. Дворец по своему псевдоготическому стилю действительно смахивает на средневековые замки. Ничего подобного жители Клинцов до той поры не видели. Будь он похож на пагоду, народ непременно придумал бы историю про китайского зодчего. Архитектор В.Н. Городков в своем очерке пишет: “Автор проекта не установлен. По местной легенде – “итальянский архитектор” (ГАБО, фонд № Р-3064, оп. 1, дело № 22).
Городков понимал, что причастность некоего итальянца к проекту всего лишь красивая байка. Начало XX века – время бурного расцвета модерна и псевдорусского стиля в архитектуре, время смелых экспериментов и поисков. Стоит отметить, что даже в готическом облике Вьюнковского замка прослеживаются нотки столь популярного тогда в Клинцах модерна. Мы думаем, что любой отечественный архитектор с опытом прекрасно справился бы с задачей Сапожкова. Взять хотя бы Станислава Даниловича Шабуневского, который спроектировал для Клинцов массу красивейших зданий. Со стилизацией под готику у него явно не возникло бы никаких проблем. Мы думаем, выпускник-медалист Московской коммерческой академии Георгий Сапожков, прекрасно умевший считать деньги, это прекрасно понимал и смело доверил свою идею кому-то из российских архитекторов.
А.Я. Соловьев в качестве техника-строителя приступил к работам в начале лета. К северу от будущего Сада местность была чуть выше и суше, там между вековыми соснами построили два сруба-сарая. Один из них, будущий коровник, приспособили для проживания рабочих, строителей, а с противоположного торца временно – под конюшню. Другой сарай – для хранения стройматериалов и инвентаря. Коровник был тёплый с дровяными печами, кухней, кроватями и баней.
На стройке работы начинались в 6 утра и завершались, когда смеркалось, но после обеда, длившегося 30 минут, рабочие и сам Соловьев обязательно отдыхали, спали полтора часа.
Начали с закладки шурфов для определения глубины залегания материкового грунта. Предстояло найти место для строительства дворца, а также поднять грунт над всем заболоченным участком земли не менее чем на метр.
Одновременно начались работы по защите всей усадьбы от подпочвенных вод, которые под напором большого объёма воды не просачивались бы из озера в подпочвенный слой Сада и будущего здания. Для этого требовалось создать глиняный замóк, как вокруг фундамента здания, так и по периметру всего Сада. То есть предстояло создать два серьезных глиняных барьера.
Вокруг всего Сада прокопали траншею, шириной в сажень, глубиной до уровня материка и заполнили глиной. Особое внимание было уделено будущей береговой линии. Здесь траншея была шире, чем вдоль Суражской дороги или со стороны сараев. Глину брали с противоположного левого, более высокого берега реки Чемернянки, из будущего обходного русла реки, которое было нужно для осушения места под озерную чашу.
Одновременно на месте будущего Сада начали снимать дерновой слой и складывать в кучи. Торф и песок отправляли на огороды.
Площадку для строительства дворца и погреба выбрали там, где материковый слой глины был ближе всего к дерновому слою. Выкопали котлован под здание дворца и погреба. Учитывая предстоящую полутораметровую подсыпку глины вокруг обоих строений, котлован сделали неглубоким. Глину, недостающую для достижения запланированного уровня, брали с другого берега реки. В итоге уровень земли на площадке, где предстояло возвести здание дворца, подняли на высоту до полутора метров.
До морозов успели выкопать обходное русло реки, выбрать торфяные и песчаные линзы на месте будущего Сада, сделать глиняные замки, заложить фундамент под здание дворца и выстроить погреб. Погреб был неглубоким, поэтому его кирпичное здание накрыли земляной погребицей. В тот же год вдоль Суражского тракта были посажены липы.
Весной следующего года приступили к возведению стен замка. А реку Чемернянку после схода талых вод пустили по обходному руслу и приступили к рытью озерной чаши.
Для ускорения работы по выемке грунта на будущем озере и его доставки на площадь Сада изготовили деревянные щиты из толстой доски и настелили в нескольких местах, сделав кладки, которые легко было переносить с места на место. На копке озера было занято несколько бригад рабочих, которые работали параллельно. Землю вывозили на тачках и телегах в одну лошадиную силу. Озерную чашу делали очень глубокой, допуская, что часть грунта от временных перемычек между обходным руслом и озерной чашей сползёт в котлован. Площадка под будущим Садом поднималась всё выше.
Однажды в береговом откосе обнаружили несколько костей мамонта. Останки были перенесены в клинцовский дом Сапожкова, а позже, при власти Советов, они заняли место в так называемой музейной комнате по Пушкинской улице – прообразе будущего краеведческого музея.
Скорость работы была высокой, к середине лета площадь под Сад вдоль берега была поднята на один метр над зеркалом будущего водоёма. А от дворцовой постройки, поднятой на полтора метра, создан уклон поверхности будущего Сада в сторону озера.
Когда озерная чаша была готова, в неё пустили воду, а обходное и старое русло реки ниже водоема осушили. Землю, разделявшую озеро и обходное русло, стали складывать горой у юго-западного берега – так начиналась отсыпка будущего острова.
Пока озеро наполнялось водой, земляные работ перенесли ниже по течению. Осушенное русло Чемернянки, расположенное ниже озерной чаши, выпрямили, углубили. Извлеченный грунт уложили по обеим берегам реки каскадом с уклоном к воде около 45 градусов. Образовался почти двухсотметровый канал, в конце которого была сооружена плотина и устроен шлюз для регулирования стока.
После завершения работ по устройству канала земляную перемычку между озерной чашей и нижележащим руслом реки, разобрали, а землю направили на отсыпку будущего острова. К осени текущего года земляные работы были завершены, дерновой слой разбросали по Саду и выровняли. Поздней осенью здесь начали высаживать деревья.
В это же лето были подняты стены будущего дворца, за строительством которого также присматривал А.Я. Соловьев.
Стены замка отличались высоким качеством кирпичной кладки. Хорошие каменщики в Клинцах были всегда. Ежегодно бригады печников, каменщиков, плотников, стекольщиков отправлялись на заработки в разные города. По всей стране строились фабрики, заводы, складские помещения, железнодорожные станции, водонапорные башни, каменные конюшни, погреба, жилые дома – работы было непочатый край.
Павел Максимович Храмченко вспоминал, что его отец, Максим Кононович высококлассный каменщик «занимался устройством фонтана перед главным фасадом дворца» (Перекрестов Р.И. Клинцовский летописец. Клинцы. 2004,2007, с. 305).
Артур Исаакович Канер, инженер строитель, вспоминал, что ему в конце 1950-х годов, когда он работал в Клинцовском СМУ, один из сотрудников рассказал, что на земляные работы Сапожков нанимал крестьян из окрестных деревень. Договор заключался на такое количество дней, сколько нужно было крестьянину. В день платили 20 копеек плюс харчи за счет хозяина. Были случаи, что нерадивого рабочего, уклоняющегося от работы, рассчитывали до срока, выдавали 20 копеек и больше не принимали на работу.
Сапожков в сопровождении двуцветного пойнтера почти ежедневно приезжал посмотреть, как идут дела, с каким успехом воплощается его впечатляющая идея. Соловьёв отчитывался о проделанной работе, обсуждались текущие дела и строились планы на ближайшие дни. Талантливый техник-строитель постоянно вносил дельные предложения по техническому оснащению работ, по разумному распределению рабочих по участкам работы. Сапожков приезжал на двуколке и нередко после беседы с Соловьевым отправлялся осматривать свои охотничьи угодья, с ним всегда было ружьё.
При строительстве здания важно было соблюсти последовательность задуманных архитектором линий и изгибов фасада, размещения оконных проемов, пилястр, художественных вставок, устройство карнизов, декоративных деталей фасада и прочее.
Постоянно нужно было сверять ход работ с чертежами и не допускать ошибок, которые дорого могли обойтись строителям – прежде всего необходимостью разбирать уже затвердевшую кирпичную кладку и потерей заработка.
А внутри помещений важно было правильно выкладывать вентиляционные каналы в стенах, печные дымоходы, зачастую сложные межэтажные перекрытия, дверные проёмы, внутренние лестничные колодцы, пролёты, ступени.
Новаторством в клинцовском градостроительстве стало использование при устройстве нулевого цикла, то есть фундамента, не кирпича, а блоков из природного камня с заливкой стыков известковым раствором. Впервые в наших краях поверхность фундамента была накрыта свинцовыми пластинами, что обеспечивало надёжную гидроизоляцию стен здания. Более прочными стены здания делали внутренние металлические тяги. Загородная вилла Сапожкова походила на замок не только внешне, здание строили основательно, на совесть.
Соловьёв использовал при строительстве современные механизмы. Известковый раствор и тяжелые кирпичи подавали наверх лебедкой. Вокруг здания возводились строительные леса. Сложной оказалась кровля и башни. Важно было создать отливы для стока дождевых и талых вод, чтобы они не попадали на стены здания, иначе кирпич при замерзании быстро разрушается – взрывается. На кровлю пустили листы очень дорогого тогда оцинкованного железа.
Соловьев проявлял при строительстве здания и при проведении масштабных земляных работ не только инженерные знания, но и смекалку, изобретательность и новаторство.
В завершённом виде озеро приобрело очертание треугольника с длинным отводным каналом и островом у южного берега озера. Гидротехническое сооружение кем-то метко было названо «Балалайкой». Со временем «Балалайкой» стали называть только длинный отводной канал, прямой, как гриф народного инструмента.
Создание Сада «Вьюнки»
Пока на Вьюнках велись земляные работы, в садовом хозяйстве за железной дорогой, между деревнями Займище и Синьковка, садовод Александр Иванович Курцвайль накапливал саженцы разных пород деревьев, которые выписывал по заданию Сапожкова из питомников Европы, в основном из Чехии, откуда был родом, и из Канады, климат которой близок климату средней России. К посадкам деревьев в будущем Саду приступили осенью, сразу по завершении земляных работ по отсыпке грунта. Важно было не упустить время, чтобы деревья прижились как можно раньше, и к завершению строительства дворца Сад мог бы принять посетителей под молодую, прозрачную сень.
Оксана Иосифовна Курцвайль, в замужестве Лукьянова (1904 – 1996), вспоминала: «Лучшие плодовые и декоративные сорта деревьев, кустарников, а также ягод и цветов для усадьбы Сапожкова Вьюнки были заимствованы из разных стран Европы. Мой дядя, Александр Иванович Курцвайль, сотрудничал с Георгием Сапожковым и помогал создавать дендрарий на «Вьюнке», приобретая редкие породы деревьев и кустарников. Например, канадские березы, тисы, грабы, туи, сибирские сóсны (кедры), пихты, лиственницы, серебристые ели, тополя, липы мелко- и крупнолиственные, грецкий орех, разные сорта жасмина, татарской жимолости, сирени, розы, таволги, бересклета, акации белой душистой, сирени карпатской, гелиотропа и других растений. Сапожков хотел создать ботанический сад под Клинцами, что ему и удалось сделать. Все перечисленные растения были высажены в имении Сапожкова. Некоторые из них до сих пор украшают Сад «Вьюнка». Вместе с дядей, Александром Ивановичем, я неоднократно ездила в пролетке на «Вьюнку», где он проверял качество прививок яблоневых деревьев, абрикосов, черешен, вишен, роз, винограда. Дядя, по пути, разрешал мне управлять лошадью. В последующие годы за Садом «Вьюнки» ухаживали садовники Базелев и Андрей Исидорович Рытик» (Перекрестов Р.И. Клинцовский летописец. Клинцы. 2004,2007, с. 304, 305).
Т.М. Шурша вспоминал: «Рытика, ещё молодого специалиста, Сапожков пригласил из Харьковского ботанического сада и предложил оживить полу-загубленные саженцы знаменитых в Саду американских лип, высаженных ранее садовником-немцем.» (В. Денисов «Здесь дом и сад видений полны…» // Клинцовская газета «Труд» № 56 от 6.04. 1991 г.). Т.М. Шурша «садовником-немцем» назвал чеха Курцвайля, выходца из Австро-Венгерской Чехии.
Андрей Исидорович Рытик (1883 г.р.) стал на несколько лет «придворным» садоводом фабриканта Сапожкова. По воспоминаниям Эрнста Петровича Шведкова, внука Андрея Исидоровича Рытика, Г.К. Сапожков заприметил толкового и трудолюбивого юношу Андрея, помогавшего клинцовскому садоводу Герману Штаудигелю устраивать сад на его усадьбе рядом с Глуховской фабрикой, и отправил Андрея учиться садовому мастерству в Киев. После окончания курсов Рытик практиковался в Харьковском ботаническом саду. В Клинцах А.И. Рытик считался самым грамотным озеленителем. По воспоминаниям Э.П. Шведкова, «у дедушки в домашней библиотеке были книги о растениях, с иллюстрациями, переложенными папиросной бумагой. Были книги древесных пород, книги кустарниковых пород, книги полевых и лесных трав и книга садовых цветов. Дедушка пытался привить мне любовь к растениям, но я предпочитал занятия радиотехникой» (Воспоминания Эрнста Петровича Шведкова).
А.И. Рытик служил у Сапожкова садоводом до конца 1918 г. А в последующие годы до самой старости оставался садоводом Совхоза «Первое Мая», контора которого размещалась до середины 1920-х годов в дворцовом здании «Вьюнки». Совхоз объединял хозяйства жителей сел Смолевичи, Борки, усадьбу «Вьюнки» и сады возле деревни Синьковка.
Липы, были высажены вдоль Суражской дороги в два ряда: мелколиственные липы по одну сторону аллеи, а широколиственные – по другую сторону. Широколиственные липы зацветали первыми, а спустя две недели зацветали мелколиственные. Медовый запах цветов растекался по Саду целый месяц. Липовая аллея стала любимым местом прогулок Сапожковых, а в годы Советской власти – посетителей Сада. Северную границу Сада, напротив конюшни, также обозначили липами. По обе стороны центральной аллеи от въездных ворот ко дворцу высадили хвойные породы. Это были серебристые ели, кедры, туи, можжевельник. Вокруг здания высадили лиственницы, каштаны, грецкий орех, белую акацию и шелковицу.
Деревья и кустарники в Саду высаживали группами. Были созданы букеты из берез, из кленов, дубов, сосен, елей, туй. Кустарники высаживали клумбами: клумба черемухи, клумба сирени, калины, татарской жимолости, таволги, ежевики, малины.
Воздух в Саду с весны до осени насыщался запахом цветущих трав, цветущих деревьев и кустарников. В мае – фиалки, ландыш, молодые пахучие листья берёзы, черёмуха, сирень, каштан, в июне – акация, липа, жасмин, в июнь-июле – луговые травы, лесная гвоздика, сныть, иван-чай, ромашки, а в августе – пижма. Всё лето цвели и пахли садовые формы шиповника. Вечерами со стороны хвойных лесов, окружающих Сад, наплывал теплый воздух, приносящий запахи разогретой хвои. Со стороны озера доносился запах рыбы и болотных трав.
Извилистые дорожки для прогулок позволяли приблизиться к каждому букету из деревьев или кустарников, не ступая на влажную от росы или дождя зелень трав. Весной на травяном ковре появлялись растущие там и тут красные и желтые тюльпаны, белые, оранжевые и фиолетовые крокусы, весенние и осенние, завезенные из Богемии. Достижением садовода были вечнозелёные поляны, на которых сплошь росли зеленые мхи. Это была находка молодого садовода. Вечнозелёные поляны из местных видов мхов теперь стали устраивать в садах Подмосковных санаториев. Они не требуют косьбы трав и радуют глаз изумрудной зеленью до первого снега.
Одна поляна между хвойными деревьями была покрыта белыми мхами, упругими под ногами, как в лесу. Андрей Исидорович снимал мхи в лесу пластами и на противнях перевозил в Сад. На упругом моховом покрывале приятно лежать и греться на солнце. В тени деревьев зацветал ландыш. Повсюду была рассеяна грибница белых грибов и подосиновиков. Спустя пару лет в Саду после летних дождей, в начале июля, стали появляться грибы-колосовики. Внутри маленьких рощиц росла черника, а по опушкам – земляника. В знойные дни Сад источал запах багульника.
Среди редких пород деревьев можно назвать канадскую березу, канадский клён, можжевельник, сосны из Северной Америки (Веймутова сосна), сосны с Кавказа, Карпат, Сибири, карпатский бук, тис, граб, грецкий орех, бересклет, шелковицу …
Достопримечательностью Вьюнковского Сада можно назвать виноградный туннель, который вёл от дворца к лодочному причалу. Арматуру для туннеля из нержавеющего железа заказали на заводе Николая Федотова. Дикий виноград быстро укрыл своим покрывалом арочную металлическую конструкцию. Под зелёным пологом из винограда особенно приятно было гулять в знойные летние дни, сидеть на скамейке, откинувшись на спинку. По обеим сторонам туннеля были высажены в два ряда яблони и другие фруктовые деревья. Это был фруктовый сад.
В лихие 1990-е годы, когда дельцы, опьянённые легкой наживой, банкротили первоклассные заводы и фабрики России, а в Клинцах сдавали в металлолом ткацкие станки ещё в заводской упаковке, созданные клинцовскими машиностроителями на заводе Текстильного машиностроения. Новые владельцы усадьбы не устояли от соблазна, порезали всю конструкцию, и тонны металла сдали в утиль – туннеля не стало.
Озерная гладь на «Вьюнке» занимала площадь около 8 га. По берегам стоял высокий лес. С севера лес сосновый, а со стороны посада Клинцы – еловый – Токаревский лес. В зеркале озера плавала вселенная, ночью – звёздное крошево, днём – опрокинутые в синеву неба сосны и ели. При Сапожкове по озеру курсировал паровой катер. На «острове Робинзонов» по пятницам играла музыка… и по воскресеньям тоже. В праздничные дни на острове устраивали фейерверк, который хорошо было наблюдать с другого берега.
Сапожковы не долго пользовались своей дачей «Вьюнки». В декабре 1918 г. вся семья Сапожковых, клинцовские корни которой уходили вглубь XVIII в., покинула Клинцы навсегда.
История “Вьюнки” от революции до войны
В краеведческих заметках по истории “Вьюнки” нередко говорится, что имение Г.К. Сапожкова была национализировано в 1919 году. Сразу после этого в главном здании усадьбы разместили детский дом для местных беспризорников. Какие-либо документы, подтверждающее это нам пока не попадались.
Официальная послереволюционная история “Вьюнки” начинает прослеживаться с 1922 года, тогда на страницах местного “Труда” вышла заметка “В государственном имении Вьюнка”. Новая власть решила устроить там конезавод на 100 жеребцов, который бы обеспечивал лошадиными силами семь уездов. Задумали провести и масштабные мелиоративные работы, в результате которых местные крестьяне получили бы три тысячи десятин заливных лугов. Не обошли вниманием и озеро. Опытная станция по рыбоводству и рыболовству должна была появиться совсем скоро. Насколько успешны были планы города пресса умалчивает, но уже спустя три года, в 1925 году, местный “Труд” рапортует о скором открытии в главном корпусе “Вьюнки” здравницы. Какой именно, не уточняется, но принято считать, что это был туберкулезный санаторий.
В начале войны здание сапожковской виллы занял военный госпиталь. Фашисты стремительно наступали и раненых попросту не успели эвакуировать. Их судьба и всего медперсонала была трагичной – немцы всех расстреляли. В усадьбе появились новые хозяева: солдаты и офицеры вермахта, затем гестапо. Подвальные помещения дворца идеально подходили для пыточных камер. Жители города, пережившие войну, рассказывали, что входные, железные двери в подвал были изрешечены пулями от расстрелов вьюнковских узников. К концу оккупации, в 1943 году, “Вьюнки” использовались фашистами как госпиталь. Именно поэтому он стал желанной целью советской авиации. После освобождения в сентябре 1943 г. город стоял в руинах, печальную участь многих клинцовских зданий, фабрик и заводов разделил и великолепный некогда ансамбль “Вьюнки”. Предстояло долгое и трудное возрождение из пепла.
Загадка второго этажа
Любуясь красотой вьюнковского дворца, сегодня уже никто и не догадывается о том, как изначально выглядело творение неизвестного архитектора. Конечно, в общем и целом, замок сохранился в первоначальном облике, но все же одна его часть претерпела существенные изменения. Пусть они и не сказались в целом на общем впечатлении, но тем не менее, являются инородными относительно первоначального замысла. Речь идет о втором этаже северо-западного крыла здания.
В очерке 1972 г. о памятниках истории, культуры и архитектуры Клинцов архитектор В.Н. Городков приводит такие сведения: “В прошлом дом имел просторные залы с балконами, с открытой верандой на крыше, ранее одноэтажного, южного крыла здания.” (ГАБО, фонд № Р-3064, оп. 1, дело № 22). Как оказалось Василий Николаевич ошибся, в южной части здания находится башня, а вот в северо-западной ее части как раз и могла находиться та самая веранда вместо второго этажа, который мы сегодня видим. Наши поиски открытой веранды увенчались успехом. Сначала мы рассмотрели ее на газетном снимке 1925 года.
Но во всей красе она предстала перед нами на фото из семейного архива Елены Гребенниковой. Фотография сделана в середине 1920-х годов прошлого века, когда дедушка Елены отдыхал в санатории. Первый этаж увит плющом или виноградом, скорее всего так было и при Сапожкове, а вот привычного нам второго этажа нет и в помине. Прекрасная, открытая терраса позволяла гостям виллы отдыхать на свежем воздухе и любоваться красотами великолепного сада не покидая дом. Ограждение террасы повторяет ограждение просторной лоджии на втором этаже слева от главного входа и выстраивается в единую композиционную линию, разделяющую объем здания по горизонтали. Согласитесь, наличие террасы делало здание более легким в архитектурном плане. Можно быть уверенными, это место во время отдыха семьи Сапожковых и приема гостей никогда не пустовало.
Уникальные семейные фотографии Елены Гребенниковой дали нам эффектный ответ на вопрос “что же было на самой террасе?”. Шезлонги, легкая, плетеная мебель? Стандартный набор зажиточного дачника без сомнений там был, но было еще кое-что… Потрясающий фонтан!
Не струйка воды из банальной вазы, а удивительная композиция с земноводными и морскими героями. Прямо ода воде и ее стихии. Вряд ли это было штучное произведение ручной работы, хотя этого мы тоже не исключаем. Но скорее всего фонтан был собран из тиражируемой отливки с модели какого-нибудь известного скульптора. Даже если и так, фонтан все равно впечатляет и еще раз подчеркивает оригинальность идеи архитектора.
Главному зданию во время бомбежек 1943 года изрядно досталось. Восстановлением дворца, как памятника архитектуры, занимался не раз упомянутый нами брянский архитектор В.Н. Городков.
Капитальный ремонт дома отдыха завершился в 1948 году, о чем и сообщил местный “Труд”, предлагая всем желающим приобретать путевки. Теперь на месте террасы был капитальный второй этаж, внешне оформленный под общий стиль здания. Архивные фотографии позволяют нам утверждать, что надстройка второго этажа не была идеей Городкова, он лишь восстановил его, пытаясь гармонично вписать новодел в изначальный проект дворца. Сначала в наши руки попала фотография “Вьюнки” 1941-1943 года.
Четко видно, что терраса на тот момент была по сути застекленной верандой. Причем выглядело это всё не лучшим образом. Было предположение, что обустройством веранды занимались немцы, но довоенное фото “Вьюнки” дало однозначный ответ – террасу застеклили еще до войны, примерно в 30-е годы. Воздухом подышать отдыхающие могли и в саду, а вот дополнительные помещения в здании Дома отдыха были не лишними.
Послевоенная жизнь “Вьюнки”
“Вюнки” был излюбленным местом отдыха клинчан. Сразу после восстановительных работ жизнь здесь забила ключом. Уже в мае 1948 г. к отдыхающим с концертом пожаловал коллектив художественной самодеятельности фабрики им. Октябрьской революции. Хор затягивал “Ой, туманы, мои растуманы”, “Втречу казаков с Буденым”, “Россию вольную” и другие песни. Тронула душу “Одинокая гармонь” в исполнении счетовода Яковлевой и аппаратчицы Макеевой.
Под звуки духового оркестра отдыхающие танцевали и устраивали массовые игры. Не обошлось и без спортивных соревнований. Прядильщица Хроленко стала первой на 100 метровой дистанции, 200 метров быстрее всех пробежала работница электроотдела Вишнякова.
В послевоенное время широко практиковались однодневные путевки. Рабочие и служащие клинцовских фабрик и заводов организованно приезжали в дом отдыха, где вполне себе культурно отдыхали. Катались на лодках по озеру, купались, загорали, пели песни, танцевали, занимались спортом и участвовали в веселых мероприятиях массовиков-затейников, Райпотребсоюз угощал отдыхающих мужчин пивом, детей газированной водой с сиропом и мороженым. Женщинам в ассортименте выходного дня нравилось все.
В годы Советской власти путешествие на вёслах к зелёному острову было любимым времяпрепровождением многих поколений посетителей Сада. «Остров Робинзонов» возвышался над водной гладью вечнозелёным куполом.
Летом зелёный купол создавали лиственные деревья, а зимой хвойные. От деревянного причала к вершине холма вели две дорожки, огибающие остров, одна – на подъём, другая – на спуск. Узкая дорожка, шириной в одного пешехода, шла между зарослей кустарников и деревьев. У берега росла черёмуха, чуть выше по склону – липа, клёны, березы, а у вершины была круглая беседка со скамейкой по всему периметру. К беседке со всех сторон подступала сирень, жасмин и акация. Букет из запахов цветов создавал чарующий аромат лета. Осенью остров наливался красными и желтыми красками увядающих крон берёз и кленов.
В живописном уголке клинцовского пригорода отдыхали тысячи людей, не только клинчан, но и гостей из других городов страны. Во многих семейных альбомах до сих пор бережно хранятся памятные фотографии на фоне загородной виллы Сапожкова.
Под грифом “Секретно”
История “Вьюнки” имеет еще одну страницу, о которой до недавних пор никто не знал. Небольшое архивное дело под грифом “Секретно” стало доступно исследователям лишь в 2000 году. Тонкая папочка носит ничем неприметное название “Проект мероприятия по дому отдыха Вьюнка в г. Клинцы, Брянской области”. 1959 год. Сложно было догадаться о каких мероприятиях шла речь, но явно не увеселительных. Так и оказалось…
“Начальнику облпроекта тов. Корнееву Я.П. На основании решения облисполкома №009 от 2 июня 1959 областной отдел здравоохранения направляет вам исходные данные к составлению сметно-технической документации по перечню №2 на нижеперечисленные здания: Дом отдыха “Вьюнки”. 1. В подвале разместить санпропускник с положенными помещениями. 2. В здании конторы и электростанции разместить лабораторию и рентгенкабинет. 3. Жилой дом приспособить под управление госпиталем. 4. Пищеблок и столовая остаются в прежних зданиях”.
Казалось бы обычный перечень переустройства дома отдыха в госпиталь. Но почему все так секретно? Ответ дают события по истине мирового масштаба. В результате революции, 1 января 1959 года Куба становится первым социалистическим государством в западном полушарии. Советский Союз получает верного союзника прямо под боком у США – врага №1 и соперника в гонке вооружений, разгоревшейся сразу после окончания второй мировой войны. В начале 1960-х годов США имели преимущество по числу ядерных ракет. В 1961 году американцами была создана военная база в Турции и на ней размещены ракеты с ядерными боеголовками в непосредственной близости от границ СССР. Дальность полета этих ракет вполне достигала Москвы, что создавало угрозу колоссальных потерь среди советской армии и командования в случае начала войны. Осенью 1962 года советскими войсками была проведена операция «Анадырь». В ее планы входила скрытая переброска на Кубу 40 ядерных ракет и необходимого оборудования. К 14 октября 1962 года основная часть плановых мероприятий была выполнена.
Кстати, в этой операции участвовал и отец одного из авторов “Хроноскопа” – Вениамин Александрович Чирков. В составе команды одного из кораблей Северного флота он транспортировал секретный груз к далеким берегам. В память о тех событиях у Вениамина Александровича остался знак “За дальний поход” и яркие воспоминания об “Острове свободы”. Американцы первое время были в шоке, обнаружив ядерное оружие практически у своих берегов. Так начался Карибский кризис, участниками которого стали США, СССР и Куба. Мир стоял на грани ядерной войны.
Секретное дело “Вьюнки” дает основание полагать, что Хрущев и руководство страны уже в 1959 году не исключали эскалации конфликта с США. Поэтому и был запущен процесс переустройства дома отдыха на случай войны. К счастью у противоборствующих сторон хватило ума и выдержки не нажимать на “красные кнопки”. Жизнь “Вьюнки” сохранила свой мирный уклад.
Шли годы. Сад постепенно зарос деревьями местных пород, утратил прежнюю, задуманную садоводом, композицию и стал напоминать «английский парк» и даже «лесопарк». К счастью все здания комплекса: дворец, ледник, машинное отделение, конюшня с голубятней и главные ворота сегодня выглядят неплохо. Задуманное и воплощенное Георгием Сапожковым Вьюнковское чудо, продолжает уже более века оставаться таковым, впечатлять и радовать нас.
© Ромуальд Игоревич Перекрестов © Вячеслав Федоров
Авторы благодарят коллектив Клинцовского краеведческого музея, Елену Гребенникову, Эрнста Петровича Шведкова и Владислава Савельевича Медведева за помощь в подготовке материала.
