14 апреля 1900 года в Париже открылась Всемирная выставка (L’Exposition de Paris), которая по своему значению и масштабу затмила все предыдущие. Свыше 48 миллионов человек посетило это суперграндиозное мероприятие. Выставка ознаменовала собой пришествие нового века, поэтому каждая из стран-участниц стремилась показать миру, с каким багажом они шагнут в будущее.
Французская сторона предоставила России самую большую площадь для размещения национальной экспозиции – 24000 квадратных метров.
Правила Положения о Всемирной Выставке 1900г. требовали от потенциальных участников направить соответствующие запросы до 15 февраля 1899 года. Все заявки рассматривались приёмным комитетом, который и выносил свой вердикт – достоин ли тот или иной продукт внимания мирового сообщества.
В списке экспонентов, который был опубликован на страницах Каталога Русского Отдела Всемирной Парижской Выставки, значатся и промышленники посада Клинцы. Наравне с уже привычными тяжеловесами суконного дела (Гусевы и Сапожковы) мы заметили новую фамилию в клинцовском бизнесе. Более того, мануфактура этого человека указана в Группе XI, Горное дело – металлургия, класс 63, Разработка рудников, копей, приисков и каменоломен. Согласитесь, это несколько необычная классификация для нашей местности.
По соседству с именами производителей буровых инструментов и добытчиков чёрного гранита мы увидели такую запись:
«Воронович М. Н., Вестинские Торфяные Копи.
Клинцы, Черниговской губ.».
Можно было бы подумать, что здесь какая-то ошибка, опечатка. Может быть, имелись ввиду «Торфяные Топи», а не «копи». Слово «топь» всё же больше «дружит» с торфяными болотами. Почему «Вестинские», если производство в Клинцах? И вообще, Воронович М. Н. – это кто?
Поскольку в краеведческой литературе не было и намёка на интересующую нас информацию, мы сами решили заняться этой историей.
Начнём с того, что компания под многообещающим названием «Вестинские Торфяные Копи» действительно существовала в окрестностях Клинцов. Предприятие принадлежало Марии Николаевне Воронович (в девичестве Баранова), дочери Нижегородского военного губернатора и потомственного дворянина Николая Михайловича Баранова (1837 – 1901). Многие черты характера она унаследовала от отца, поэтому не лишним будет немного остановиться на личности её родителя.
Карьера Баранова началась со службы во флоте. Звание мичмана ему присвоили сразу после окончания Крымской кампании 1853 – 1856 гг. . В чине лейтенанта флота Николай Михайлович возглавил Морской музей в Санкт-Петербурге (1866 – 1877), где отличился как толковый управленец и неординарный изобретатель. Его авторству принадлежит винтовка системы Баранова (Альбини – Баранова) и ряд инженерных решений по углублению Кронштадтской гавани.
В период русско-турецкой войны капитан 2-го ранга Николай Баранов, командуя пароходом «Россия», захватил неприятельское судно «Мерсина» с весьма богатой добычей. Об этом писали во многих русских газетах, а известные художники-маринисты увековечили память о подвиге на своих полотнах.
Впрочем, нашему счастливчику недолго довелось греться в лучах славы. После нескольких громких судебных скандалов Николай Михайлович был уволен со службы 14 января 1880 года.
Кто знает, как бы повернулась его судьба, если бы не поддержка влиятельных покровителей: министра Внутренних Дел М. Т. Лорис-Меликова и обер-прокурора К. П. Победоносцева.
В 1881 году Н. М. Баранов уже исполняющий должность губернатора Ковенской губернии. Очередной ступенькой служебной лестницы стал пост градоначальника Санкт-Петербурга. В столице он несколько месяцев занимался поиском политически неблагонадёжных и зарекомендовал себя, как ярый реакционер. Кстати, идиома «бараний парламент» напрямую связана с реформами Николая Михайловича.
Затем старого вояку отправили наводить порядки в Архангельскую губернию. Но и тут он ненадолго задержался в кресле.
Следущие 15 лет (1882 – 1897) Баранов отметился губернаторством в Нижнем Новгороде. Этот период можно считать апогеем его карьеры. При нём в городе появились первые трамваи, преобразилась в лучшую сторону знаменитая Нижегородская ярмарка, заметно упал уровень преступности. Благодаря жёстким и порой неординарным мерам удалось побороть эпидемию холеры.
При этом высокопоставленный чиновник не стеснялся использовать любую возможность похвастаться своими заслугами. Для этого он охотно сотрудничал с корреспондентами разных изданий и сам время от времени печатался в местной прессе. Уж чего-чего, а тщеславия герою морских баталий было не занимать.
Современники в отзывах об этом человеке разделились на два лагеря. В глазах одних Баранов был тружеником, талантливым администратором, альтруистом. Другие же давали нелестную оценку, называя его самодуром, интриганом и шарлатаном. Истина, скорее всего, была где-то посередине. Писатель Короленко подытожил его характеристику фразой: «Умён и работяга. Капельку бы совести – и совсем бы хорошо».
Такой же бойкой и деятельной, порой граничащей с авантюризмом была его дочь. В первой половине 1896 года Мария Николаевна Воронович (Баранова) по каким-то причинам сменила столичную жизнь на захудалое имение Залепеевка в предместье посада Клинцы. Приобретённые «за глаза» угодья оказались совсем заброшены предыдущими владельцами. Господский дом разваливался от ветхости. Старый сад, который частично располагался в пойменной части реки Лутенка, больше напоминал непроходимые джунгли.
Первым делом новая хозяйка взялась за благоустройство участка. В тот момент никто не подозревал, какой «склад» спрятан под зарослями бурьяна. Вот как обрисовала своё открытие сама помещица в письме «Его Высокопревосходительству Алексею Сергеевичу Ермолову»:
«Напав совершенно случайно в приобретённом мною имении в Черниговской губернии при проведении канав для осушки фруктового сада на торф, я заинтересовалась тем, куда и на что может быть пригоден он».
О торфе всерьёз заговорили только в 19 веке. До этого добыча «горючей земли» носила скорее эпизодический характер.
На протяжении долгих лет преобладающим видом промышленного топлива служили дрова. Заводчики и фабриканты по возможности старались приобрести большие участки леса, тем самым создавали себе дешевую топливную базу.
Утверждённое правительством «Положение о сбережении лесов» ограничивало вырубку как на частных, так и на казённых землях. Заменить древесину предлагалось на другие источники энергии, в числе которых торф был одним из самых доступных. К тому же открылись новые свойства полезного ископаемого. Наука находила применение торфу в медицине, сельском хозяйстве, химической промышленности и других сферах. О важности этого материала для экономики страны говорит тот факт, что в 1883 году при Министерстве Земледелия создаётся Торфмейстерская Часть.
Если в современном мире нефть принято считать «черным золотом», то для той поры торф был «второй нефтью».
Прежде чем распорядиться внезапно свалившимся богатством Мария Николаевна Воронович с головой погрузилась в изучение торфяного дела.
«… я обратилась к книге Соловьёва, сделавшейся моим ближайшим руководством».
Летом 1896 года в имение были приглашены резчики из Орловской губернии Малоархангельского уезда, которые произвели планировку болота и нарыли «торфа в количестве 2000 кубов». Хозяйка прииска с гордостью отмечала:
«Произведённая мною вырезка торфа была первою в этом крае, где до того времени никто не производил правильной резки торфа с коммерческой целью».
Не без помощи своего отца-губернатора Мария Николаевна представила вне конкурса образцы продукции на Всероссийской выставке в Нижнем Новгороде. Предположительно Николай Михайлович Баранов организовал встречу своей дочери с заведующим разработкой казённых торфяных болот Леонидом Апполоновичем Сытиным, который немедленно отдал распоряжение произвести на Технической Испытательной Станции анализ торфа из имения Залепеевка.
Результатами исследования заинтересовался инженер-технолог Ганаберг. В письме к М. Н.Воронович он замечает, что её продукция «есть редкое явление русского торфа», и предлагает свои услуги по устройству «нужных приспособлений».
Летом 1897 года усадьбу Вороновичей посетила комиссия чиновников Торфмейстерской части. Они подтвердили исключительное качество местного торфа и провели оценку его залежей на площади 74 десятин. Выводы экспертов прибавили оптимизма собственнице болота.
«Считая разработку торфа в Новозыбковском уезде делом выгодным, вследствие возвышающихся цен на дрова, и принимая высшую стоимость выработки 1 куб. саж. Резного торфа в 3 рубля – цена кубической сажени сырой массы в её естественном виде должна быть не менее 90 коп.
Таким образом, на основании изложенных данных торфяная залежь Лутень при условии сбыта торфяного топлива, должна быть оценена не менее как в 50000 рублей».
Не миллион конечно, но тоже неплохая сумма по тем меркам. Оставалось извлечь это «добро» из трясин и грамотно его монетизировать.
Первым покупателем залепеевского торфа, со слов помещицы, стал Брянский рельсопрокатный завод (будущий БМЗ). 50 вагонов топлива со станции Клинцы отправились бежицким сталелитейщикам.
Но попытка с наскока оседлать крупнооптовый рынок потерпела неудачу. Вскоре такая торговля полностью прекратилась. Тому нашлись свои причины.
Владелица копей часто жаловалась в различные ведомства на высокую тарифную ставку при перевозке торфа и на отсутствие в Клинцах весов для взвешивания вагонов. Не дожидаясь ответов, Мария Николаевна отважилась вынести эту проблему на всеобщее обозрение. В 1898 г., следуя примеру своего родителя, она опубликовала ряд статей в газете Киевское Слово под общим заголовком «Лесоистребление», где в пёстрых красках обрисовывались «ужасы» лесных вырубок и «прелести» торфяных брикетов. Единственным препятствием на пути перехода с дров на альтернативное топливо госпожа Воронович отметила непомерно высокую плату за транспортировку торфа, которая сводит на нет всё его ценовое преимущество.
В этой ситуации, как принято сейчас говорить, не всё так однозначно. Число торфодобывающих заводов в России росло точно так же, как увеличивалось использование самого торфа. И никакие пошлины или тарифы не останавливали этот процесс у других промышленников. Складывается впечатление, что начинающая коммерсантка нескончаемым потоком кляуз выбивала льготы лишь для собственного стартапа, а не радела за отрасль в целом.
Пока вопрос топливной торговли повис в воздухе, у Марии Николаевны шёл в гору другой бизнес. Напомним что, торфяная лихорадка началась с благоустройства заброшенного сада. Именно он стал пусть небольшим, но более-менее стабильным подспорьем залепеевской землевладелице. Под фруктовые деревья Воронович отвела 20 десятин своих угодий. О том, как выглядел этот сад, можно судить по воспоминаниям Николая Владимировича Вороновича.
«Сады эти были разбиты на участки, в каждом из них выкопан пруд и построен дом для садовника, для хранения и упаковки фруктов…
Осенью для сбора урожая приходилось нанимать до ста поденных рабочих».
Обязанности садовника исполнял чех Франц Иванович. И сама хозяйка, как человек энергичный и любознательный, проявляла интерес к работе. Обратимся к её словам:
«Купив заглазно в Черниговской губернии Новозыбковского уезда совершенно разорённое имение, с совершенно запущенным плодовым садом, я обратила всё моё внимание на уход за ним. Пользуясь указаниями, находящимися в сочинениях Готе, был вымоложен, вычищен старый сад, и на первый же год результаты этих забот оказались блестящие: урожай получился такой, что местные старожилы, сперва скептически относившиеся к моим начинаниям и пророчившие гибель саду, признали вполне справедливость моих приёмов…
Благодаря просвещённому руководству известного плодовода, председателя Киевского Отдела Императорского Общества Плодоводства А. П. Осипова, мною был сделан ряд улучшений и опытов в особенности по выводу из семян плодовых деревьев…
Имея у себя большой плодовый сад и большие огороды, я стала производить на них опыты удобрения торфяным порошком. Когда ряд этих опытов убедил меня в пользе торфа как удобрения, я решилась выставить на очередной Выставке Киевского Общества Сельского Хозяйства как торфяной удобрительный порошок, так равно и образцы плодов и корнеплодов, выращенных на этом удобрении».
В Киеве труды Марии Воронович были удостоены большой серебряной медали «за ценные опыты искусственного удобрения торфяным порошком…, за образцы промышленных сортов яблок и за выведенный новый сорт яблок Антоновка Мария-Веста».
От слова «Веста» произошло и название компании «Вестинские Торфяные Копи». Не составило труда выяснить причины такого совпадения. Ответ лежал на поверхности. Достаточно было изучить биографию отца Марии Николаевны.
В начале русско-турецкой войны Николай Баранов командовал пароходом «Веста». Когда-то этот корабль бороздил моря в составе торгового флота и к военному ремеслу не имел ни малейшего отношения. Во время боевых действий на судно установили несколько артиллерийских орудий, таким образом, превратив его в подобие крейсера.
11 июля 1877 года пароход «Веста» сошёлся в неравной схватке с турецким броненосцем «Фетхи-Буленд». Рапорт вице-адмиралу С. С. Лесовскому описывает исход сражения следующим образом:
«… неприятель, имевший броню, сильную артиллерию и превосходство в ходе, вынужден был постыдно бежать от железного слабого парохода».
Разумеется, этот бой в одночасье прославил капитан-лейтенанта Баранова и стал предметом гордости для его потомков.
Кажется очевидным, что дочь героя русско-турецкой войны именовала свою фирму не просто в честь корабля, а в память победы, сделавшей знаменитым её родителя. Стремление одержать верх вопреки всем трудностям и невзгодам передалось по наследству Марии Николаевне.
Потерпев неудачу с продажей топлива, она нашла иной способ реализовать «сокровища» местных болот и сделала это достаточно эффектно. Прежде чем оживить свой бизнес, Воронович познакомилась с научными работами отечественных и зарубежных исследователей. Ставка делалась на новые свойства полезного ископаемого. Опыт мирового рынка показал, что торф хорошо продаётся как удобрение, дезинфицирующее средство и консервант. Товар прежний, только под другим соусом. В этом направлении и двигались «Вестинские Торфяные Копи».
Высушенный торф перемалывали на сельских мельницах, затем фасовали и отправляли на станцию Клинцы. Десятипудовая бочка землеудобрительного порошка стоила 5 рублей вместе с тарой. Торфяная мука для гигиенических целей отпускалась в мешках по цене 1 рубль за пуд. Хозяйка дорожила качеством своей продукции, поэтому предупреждала покупателей:
«Во избежание подделок и подмесей наша торфяная мука отпускается из копей в запломбированных новых пудовых и трёхпудовых мешках, в виду чего просим обращать внимание на нашу пломбу: «Вестинские Т. К.»».
Партии торфа из имения Залепеевка выписывали в Москву, Проскуров, Житомир, Балту, Виницу, Екатеринослав и прочие города. Удачной торговле способствовала грамотная рекламная кампания, если это можно так назвать.
И здесь Мария Николаевна предприняла хитрый маркетинговый ход. Тиражом «в несколько тысяч экземпляров» она выпустила брошюру «Торф в сельскохозяйственном и гигиеническом отношениях». Научно-популярная начинка этой книжицы в некой степени прививала культуру потребления торфа, способствуя росту спроса на товар. Возможно, кое-какие советы издания столетней давности пригодятся и в нынешние времена.
«… мясо, упакованное в торф, не подвергается разложению и порче; морская рыба транспортируется из Триеста в Копенгаген летом в свежем виде, благодаря торфяной упаковке; фрукты, запакованные в торф, пересылаются без всякой порчи на дальнее расстояние…
… лёд, прикрытый торфом, не тает на июльском солнце…
… фрукты сохраняются в торфяном порошке великолепно во всех отношениях, они не утрачивают ни одного из своих прекрасных качеств. Дичь, пересыпанная достаточным количеством торфяного порошка, также сохранялась в продолжение двух и более месяцев в совершенно свежем виде.
Во многих рационально-содержимых птичниках в настоящее время употребляется в качестве подстилки торфяной порошок, который меняется ».
Кроме того, «Вестинские Торфяные Копи» предлагали интересную замену ватерклозетам и уличным «скворечникам». Идею подсмотрели у лондонских коллег.
Конструкция «трона» не была диковинкой, подобные «удобства» пользовались популярностью в домах аристократии 18 – 19 веков. В роли новшества выступал наполнитель – торфяной порошок. На очищение «100 пудов нечистотных жидкостей» требовалось 8 пудов измельчённого торфа. При этом производитель уверял, что ноу-хау «не представляет не только ни малейшей опасности в санитарном отношении, но даже не составляет никакого неприятного ощущения для кругом находящихся людей».
Мария Воронович в 1900 году подавала прошение в Министерство земледелия и государственных имуществ об отводе ей в аренду казённого болота, что доказывает успешность затеи с торфом.
Не известно, был ли удовлетворён её запрос, так же, как не известна дальнейшая судьба «Вестинских Торфяных Копей». Летом 1901 года скончался отец хозяйки имения, а вскоре и её муж. Из книги Николая Вороновича следует, что экономия в Залепеевке продержалась как минимум до 1906 года.
Жителям ближайших сёл, с которыми удалось побеседовать, фамилия Воронович ни о чём не говорит. Старожилы упоминают только некую «помещицу Карасиху», но кто она и откуда, толком не знают. Как-то не вписались первопроходцы промышленной торфодобычи округи Клинцов в местное краеведение…
P.S. Недалеко от мыса Тарханкут в 2016 году сотрудники Черноморского центра подводных исследований на глубине 45 метров обнаружили корпус затонувшего парохода «Веста». Того самого, чьё имя дочка капитана судна дала своему предприятию и новому сорту яблок. Символичная находка. Ведь именно от названия корабля тянется одна из ниточек в работе с «Вестинскими Торфяными Копями». Надеемся, что со временем отыщутся и другие утраченные страницы этой истории. Нашей общей истории.
© Павел Чирков
